Год хорошего ребенка - СУРОВЫЙ РАЗГОВОР В ГОСТИНИЦЕ «АМБАСАДОР»

1 1 1 1 1 Рейтинг 4.59 [29 Голоса (ов)]

Год хорошего ребенка (повесть)


 

Глава двадцать первая СУРОВЫЙ РАЗГОВОР В ГОСТИНИЦЕ «АМБАСАДОР»

картинаТоварищ Федулова собрала всех ребят и Игоря Ивановича в большом двухкомнатном номере, отведенном советским ребятам. И начала без всяких предисловий:
— У нас случилось ЧП. Один из наших товарищей, из наших бывших товарищей, сегодня совершил чудовищный проступок. И он должен быть отправлен в Москву.
В это время дверь номера распахнулась и с огромной рекламной улыбкой на зубах в номер вошел мистер Кирпичиано — начальник подвижной группы учебных сотрудников фестиваля. Он был похож на президента небольшой южноамериканской республики на заслуженном отдыхе. Элегантный, седой, в светло-сером костюме, с крупноразмерными шрамами от политических сражений, и зеленые швейцарские лампасы светились на нем не как швейцарские, а как генеральские в отставке.
Кирпичиано внес большой фотопортрет госпожи Карабас в деревянной рамке под стеклом с надписью «Моим дорогим русским друзьям».
Он поклонился ребятам, сидящим по кругу, и сказал:
— Презент! Подарок коллективу ребят от коллектива швейцаров и учебных сотрудников.
Потом он повесил портрет на стене над верхней крышкой пианино и вышел. В коридоре его ждали еще два таких же портрета с надписью «Моим дорогим американским друзьям» и «Дорогим моим китайским друзьям».
И в каждый портрет был вделан микрофон.
Кирпичиано спустился вниз на свой дежурный пост в небольшую комнату рядом с камерой хранения и стал настраивать коротковолновый приемник на волну «госпожа Карабас № 1».
Он услышал много интересного. Но не понял ничего, потому что не владел русским языком. Лишь несколько слов застряло у него в голове: ГЛАСНОСТЬ, ПЕРЕСТРОЙКА, ПИОНЕР и ФАРЦОВКА.
В номере у советских события развивались так. Все ребята сидели в своей сине-ситцевой форменной одежде. И только Леша Измайлов, как залетевший попугайчик среди варакушек, был во всем зелено-желтом.
Товарищ Федулова полыхала:
— Как это можно, находясь за рубежом, в эпоху гласности и перестройки, буквально на глазах у всех, будучи пионером, заниматься фарцовкой!!? Я повторяю «буквально на виду у всех».
— Вот если бы не на виду! — вставил Игорь Иванович.
Товарищ Федулова не заметила выпада. Она вела мысль:
— Нашу форму, которую придумывали наши модельеры. Которую шили наши швейники. На которой есть наш герб. Променять неизвестно на что. На какие-то яркие тряпки. Это потеря патриотизма, потеря политической бдительности. Это все равно, если бы наш солдат в походе поменял свою военную форму, свой автомат на джинсовый костюмчик или модный плащик. Мы должны наказать Алексея Измайлова и исключить его из команды. Кто за? И учтите, что мы должны голосовать единогласно.
Ребята стали поднимать руки. Но тут вмешался Игорь Иванович:
— В этом деле надо как следует разобраться. Ведь у нас гласность. Поступок, конечно, нехороший. Но мы же не спросили у Леши, почему он это сделал? А может быть, он преследовал хорошие цели. Может быть, он хотел подарить этим обездоленным ребятам кусочек нашего строя. Может быть, у ребят, одетых в советскую форму, начнется новая жизнь. Может быть, это не фарцовка, а жест дружбы.вопрос
Ребята из команды рты пораскрывали. Что же это — преступление или подвиг? И как быть: исключать или награждать?
Раньше это было преступление. Но ведь сейчас идет перестройка. И нельзя так однозначно мыслить, как раньше.
Задумалась и товарищ Федулова. Что делать: есть два руководителя, и каждый тащит в свою сторону. Надо было им с Игорем Ивановичем сначала выработать совместную платформу. И повисло над комнатой долгое молчание.
Слава богу, зазвонил телефон.
— Это советские? Спускайтесь вниз. Подан автобус для экскурсии по городу.
— А ты останешься в номере, — сказала товарищ Федулова Леше Измайлову. — Сам подумаешь над своим поступком, сам его оценишь, сам придумаешь себе наказание. Потом доложишь своим товарищам, и мы, руководители, с тобой разберемся.

Глава двадцать вторая РОЗАЛИНДА ПРИХОДИТ К СОВЕТСКИМ

Год хорошего ребенкаНаказанный Леша Измайлов слонялся из угла в угол по большому двухкомнатному номеру гостиницы «Амбасадор».
Он включал и выключал телевизор, листал яркие рекламные проспекты, то и дело подходил и смотрел в окно. В проспектах были рекламы машин, стульев, радиоприемников, компьютеров, видеосистем, спортивной одежды, яхт и катеров и соблазнительные картинки, приглашающие в путешествие по Африке, Индонезии, Полинезии, Греции и СССР.
В Африке можно кататься на слонах, в Полинезии на черепахах, в Египте можно увидеть пирамиды, в Таиланде можно дружить с красивыми гражданками.
Леша вздыхал над проспектами:
— Вот бы все это купить. Вот бы все это увидеть.
Леша, конечно, исключал из своих воздыханий Советский Союз, потому что там он уже был. Вдруг в дверь постучали.
— Войдите, — сказал Леша по-английски.
Дверь открылась, и он увидел девочку в куртке и джинсах.
Это была Розалинда. Теперь, когда фестиваль начался и начались соревнования и встречи, стало гораздо легче убежать от Эммы и Аренда. Тем более, что Дидерик связывал их по рукам и ногам. Он постоянно не слушался, куда-то девался, чего-то требовал. Потому что считал, что эти соревнования для малышни, а госпожа Карабас чокнутая.
А когда Дидерик затихал, начинались сложности с Симоной. Она тоже пропадала в других делегациях или магазинах. Поэтому у Эммы и Аренда забот хватало, им было не до Розалинды. Кроме того, у них были свои сложности. Однажды ребята застали их в тот момент, когда они целовались. Вернее, пытались распутать зацепившиеся на груди пуговицы. Так что Розалинда стала почти свободной личностью.
— Привет! — сказала она. — А где русская делегация?
— Я — русская делегация, — ответил Леша.
Розалинда подняла брови. Она была рада, что нет госпожи мадам Федуловой. Но, с другой стороны, с Федуловой она видела много детей, а сейчас здесь был один ребенок.
— А где остальные?
— Поехали на автобусную экскурсию по городу.
— А Рома Рогов с ними?
— О, нет, — ответил Леша. — Он остался дома. У него много дел в Москве.
— Каких дел? — закричала Розалинда с напором. — Каких таких дел??!
Леша даже опешил:
— У… у него бабушка заболела.
У Розалинды все перепуталось в голове:
— Елизавета Николаевна?
— Да. Точно, Елизавета Николаевна.
— Но это же не бабушка. Это его соседка.
— Точно, — поправился Леша. — У него соседка заболела.
— А что с ней?
— Вывих всех конечностей. Она пол мыла в подъезде и вниз по лестнице съехала. Стирального порошка переложила.
Сколько себя Леша помнил, такая и подобная ерунда сыпалась из него легко и просто. Но обычно он делал это для своей выгоды, а сейчас зачем?
— Но причем здесь Рома? — спросила Розалинда.
— Он всю ночь сидит у кровати. Рассказы читает. Телевизор включает и выключает.
Леша, чтобы уйти от тяжелых подробностей, встал с удобного мягкого кресла и пошел к столу, где лежал пакет, который оставил Игорь Иванович для голландской девочки.
— Ты Розалинда?
Она кивнула головой.
— Ты живешь в Амстердаме?
— Нет, в Гааге.
— А я всегда думал, что у вас столица Амстердам.
— Многие так думают. Наше правительство находится в Гааге. А что там в пакете? Это для меня?
— Для тебя.
И Леша подал ей коробочку, которую из любопытства открывал полчаса назад.
— Там должно быть еще письмо.
Она взяла у него коробку двумя руками, открыла крышку и… То, что она увидела, удивило ее. Это был портрет набожного человека, нарисованный яркими красками на куске дерева.
— Что это?
— Какая-то икона. — Леша очень постарался, чтобы это прозвучало пренебрежительно. Он не мог перенести того, что Рома дарил такой красивый подарок. Чтобы отвлечь внимание Розалинды, он указал на крышку.
— Посмотри, там письмо приклеено внутри.
Когда она отлепила письмо, Леша встал у нее за спиной, чтобы подглядеть, что там написано. А Розалинда ничего не замечала. Она читала письмо.
И не только Леша заглядывал ей через плечо, но и госпожа Карабас. На самом видном месте в номере «советских» висел ее портрет. Она отечески улыбалась детям с этого портрета. Так же она улыбалась с портрета китайским и американским ребятам в их номерах.
А с левой стороны портрета, буквально в двух сантиметрах от улыбки, в раму был вделан «бэби-спай».
Каждый, кто хоть раз побывал за рубежом, знает, что такое «бэби-спай». Это специальное устройство, которое помещается в комнате, где спит маленький ребенок. Родители уходят и берут с собой коротковолновый приемник с диапазоном волн FM. Если ребенок заплачет, «бэби-спай» передаст его плач на расстояние один километр. И папа с мамой, которые ушли к соседям пить пиво или кофе, немедленно бегут домой перепеленовывать или кормить свое кричащее сокровище.
В этот раз «бэби-спай» подслушивал «советских». Кирпичиано не собирался их перепеленовывать. Он хотел знать про них все. И приемник с диапазоном волн FM стоял у него в диспетчерской.
Кирпичиано понимал все, потому что разговор между Лешей и Розалиндой велся на английском языке. И с каждой фразой беседа интересовала Кирпичиано все больше и больше. И не только Кирпичиано, но и двух «учебных сотрудников» Туза и Картошку, которые пришли в подсобку передохнуть перед очередным спортивно-трудовым соревнованием. «Учебные сотрудники» уставали не меньше, а порой и больше, чем основные участники.
Когда Розалинда стала читать письмо, звук исчез, и Кирпичиано включил его на всю катушку. Так что Туз и Картошка тоже слышали каждое дыхание.
Вдруг Кирпичиано увидел в вестибюле маленького Ичикаву с большим чемоданом. В полном замешательстве он бросился из-за стойки на помощь к маленькому японцу, и не только поднес его чемодан к лифту, но и в забытьи дал своему начальнику два доллара на чай.
— Этот дед, то есть пожилой старик, очень сообразительный, — подумал Ичикава. — Быстро понял тонкости дипломатической работы. Надо будет его повысить.
Кирпичиано побежал в свою диспетчерскую комнату слушать продолжение разговора. Но он так ничего и не услышал, потому что Розалинда молчала. Она в который раз перечитывала и перечитывала письмо.
Письмо, которое она читала, было таким:
«Дорогая Розалинда! Это икона Сергия Радонежского. Это такой святой русский монах, который помог русскому войску в борьбе с татарским игом. Эту икону я рисовал специально для твоей религиозной бабушки. Я думаю, она ей понравится.
Жалко, что меня не пустили в Жевену. Я прошел все конкурсы, кроме последнего. Я там подрался с одним мальчишкой и все испортил. Я тебе еще об этом напишу. Желаю тебе хорошо провести время.
Рома».
Розалинда держала икону на большом расстоянии и внимательно рассматривала.
— Какая она красивая! — Розалинда чуть не расплакалась.
— Очень красивая. Это я помогал ее рисовать.
Она повернула голову в изумлении:
— Ты знаешь Рому?
— Да. Мы вместе проходили все конкурсы. Когда он все испортил, он попросил меня помочь ему рисовать.
Порой Леша сам на себя удивлялся: что же это такое, говорить неправду было для него так же естественно, как пить или есть.
Розалинда удивилась:
— Но ты же сказал, что он остался в Москве потому, что у него бабушка заболела. То есть соседка.
— Это правда, — сказал Леша. — И бабушка заболела, и экзамен он не сдал.
Таким образом он удвоил Ромины неприятности.
Розалинда внимательно рассматривала этого высокого рыжего мальчика. Она что-то стала подозревать. Она еще доверяла ему, но уже была начеку.
— Вы с Ромой вместе учитесь?
— Да. Мы в одном классе, но в разных школах.
— Что? Что?
— Я хотел сказать, что мы в разных школах. Он ходит в простую, а я в английскую спецшколу.
— Спецшкола? — подумала Розалинда и спросила:
— А кто твой отец?
— Мой отец — заместитель директора большого завода. Без него завод работать не будет. У него очень важная работа.
— А твоя мама?
— Мама у меня работает в ВЦСПС. Это объединенные профсоюзы. Как польская «Солидарность».
— Где ты живешь?
— В шестикомнатной квартире в Москве. У нас еще дача есть. Мы туда ездим, когда у меня каникулы, а у родителей отпуск. Только у моих родителей такая работа, что им все время нужно быть в Москве. Да и мне тоже.
«Все, что человек имеет, ему дал бог! — сказала бы бабушка. — А сам человек по себе ничто». В переводе на простой нерелигиозный язык это означало: «Хвались, хвались, да смотри не свались».
Этот мальчик все меньше нравился Розалинде. Она даже испытывала к нему легкое отвращение. Она взяла коробку и пошла. Но вдруг остановилась у двери. По ее лицу пробежала улыбка.
— Ты ходил к Роме домой, когда вы эту икону рисовали?
— Конечно. Он просил меня об этом.
— У него тоже шестикомнатная квартира?
— Он живет в хорошем доме, как и все советские дети в Москве.
— А что делает его мама?
— Она работает… кассиршей.
Розалинда не удержалась и хихикнула.
— Между прочим, как тебя зовут?
— Алексей. Но все меня называют Леша. Леша Измайлов.
Пожалуй, это была его единственная правда за прошедший час.
Скоро вернулась советская делегация. Иребята горохом ринулись наверх. Один Игорь Иванович расхаживал по вестибюлю. Он ожидал мистера Ичикаву, который должен был принести программу на завтрашний день.
Игорь Иванович ходил… ходил… ходил… И вдруг заметил малогабаритный приемник на стойке, перегораживающей вход в швейцарскую комнату Кирпичиано.
Каждый русский, как только видит радиоприемник с короткими волнами, немедленно хочет включить его, чтобы услышать родную радиостанцию «Маяк». Или другие, совсем чужие радиостанции. Чтобы послушать новости, чтобы узнать от своих и зарубежных комментаторов о том, что происходит в его стране.дети
Поэтому Игорь Иванович сразу бросился к приемнику и включил его. Тем более, он собирался купить себе точно такой же.
— Интересно, какие сейчас события в мире? Что передают?
Сначала он услышал голоса американских детей. Они весело и громко ругали какого-то Джона Хопкинса. Потом раздались тихие журчащие голоса юных китайцев. А что же молчат наши «голоса»? Какие там у нас события? Не затормозилась ли наша перестройка?
И вдруг он услышал до боли знакомый голос. Это был голос товарищ Федуловой:
— Ребята, сейчас мы построимся в шеренгу по одному, возьмем полотенца и мыло и все как один пойдем в умывальник мыть руки.
Игорь Иванович от потрясения чуть не выронил приемник. А он стоил чуть ли не пятьдесят жевенских франков!

- Страница 14 -