Харчевня в Шпессарте-2: Холодное сердце - Страница 2

1 1 1 1 1 Рейтинг 5.00 [8 Голоса (ов)]

Холодное сердце (сказка)


Когда жив был отец Петера, к ним в гости часто приходили бедняки. Они подолгу беседовали с отцом о том, кто и как разбогател. В разговорах то и дело поминался Стеклянный человечек, живущий в лесу. Петер даже знал начало заклинания, на которое этот гном откликается.
Начиналось оно так:
Добрый гном в лесу еловом.
Клад хранящий под корнями,

Холодное сердце

Отзовись хотя бы словом…
Дальше, как Петер ни напрягал свою память, он ничего не мог вспомнить.
Один раз Петер навёл на разговор об этом свою мать, но и она помнила только то, что знал сам Петер. И ещё она сказала, что Стеклянный гном показывается только тем, кто родился в воскресенье, в полдень. Петеру гном наверное показался бы, потому что он родился в воскресенье, ровно в двенадцать часов дня.
Бедный Петер! Когда он об этом узнал, он страшно обрадовался и возгордился.
Знать начало заклинания, да ещё быть рождённым в воскресенье, — разве этого недостаточно, чтобы увидеть Стеклянного человечка?
И вот однажды, продав свои угли, надел он отцовскую куртку, новые красные чулки и воскресную шляпу, взял свою длинную палку и простился с матерью.
— Мне нужно в город, — солгал он.
На самом деле он отправился не в город, а к Большому Еловому Холму. Холм этот — самое высокое место в Шварцвальде. В те времена далеко вокруг не было ни одной деревни, ни одной хижины.
Петеру было жутко в этом лесу — здесь не слышно было человеческих шагов, даже птицы избегали этого места.

Угольщик Петер достиг вершины Елового Холма и стоял теперь под высокой, необъятной елью. За такую ель голландские корабельщики отвалили бы у себя дома не одну сотню гульденов.
«Где-то здесь, наверное, и живёт Хозяин лесных кладов», — подумал Петер.
Он снял шляпу, отвесил перед елью глубокий поклон, откашлялся и произнёс дрожащим голосом:
— Приятного вечера, господин гном!
Ответа не последовало. Вокруг была гробовая тишина.
«Надо прочесть заклинание», — подумал Петер и забормотал:
Добрый гном в лесу еловом,
Клад хранящий под корнями,
Отзовись хотя бы словом…
Тут Петер со страхом заметил мелькнувшую за стволом маленькую стеклянную фигурку. Ему показалось, что он узнал волшебного гнома: узнал чёрный кафтанчик, красные чулочки, шляпу — всё точь-в-точь как люди говорили, даже бледное умное личико гнома померещилось ему в темноте… Но — ах! — как скоро оно появилось, это странное стеклянное существо, так же скоро и исчезло.
— Господин гном! — крикнул, помешкав, Петер. — Будьте любезны, покажитесь! Господин Стеклянный гном! Если вы думаете, что я вас не видел, то вы глубоко ошибаетесь! Я видел, как вы выглядывали из-за дерева!

Холодное сердце

Но Петер опять не дождался ответа. Ему, правда, послышался хриплый смешок, но потом всё стихло.
— Погоди, малютка! — крикнул Петер, позабыв страх. — Попадёшься ты мне! — и ловко прыгнул в чащу за деревом…
Но не было там никакого гнома, только белочка прошмыгнула вверх по стволу ели.
Петер покачал головой. Гном почти у него в руках! Надо вспомнить конец заклинания, и гном появится. Но сейчас Петер напрасно смотрел во все стороны: ничего особенного он не заметил.
Белочка опять выглянула из-под нижних ветвей ели, то ли подбадривая Петера, то ли подсмеиваясь над ним. Это была очень странная белка! То Петеру казалось, что у неё человеческая голова в шляпе с широкими полями, то он видел, что это совсем другая белка, зато в красных чулочках и чёрных туфлях… Короче, это было забавное существо!

Быстрыми шагами пошёл Петер прочь. Темнота под елями всё сгущалась и сгущалась, и деревья выстраивались всё теснее, и ему стало так страшно, что он пустился бежать. Только услышав вдалеке собачий лай и заметив огонёк хижины между деревьев, он опять немного успокоился. Когда же он подошёл ближе и увидел людей, сидевших внутри, Петер понял, что побежал со страха совсем не в ту сторону: он попал в другую часть Шварцвальда — к сплавщикам.
Люди, которые жили в этой хижине, были дровосеками. В хижине сидели: старик, его сын и взрослые внуки, Петер попросил у них ночлега, и они его хорошо приняли, даже не спросив, как его зовут, угостили яблочным вином, а когда стемнело, зажарили на ужин глухаря — лучшее шварцвальдское блюдо.
Когда ужин окончился, хозяйка и её дочери уселись со своими прялками вокруг большой лампы, огонь в ней поддерживали мальчики.
Старик, сын и гость курили, поглядывая на женщин, а мальчики резали из дерева ложки и вилки.
Снаружи выла буря, свистел ветер, там и тут слышались порой громкие удары, — казалось, что ломались и падали с треском огромные деревья.
Бесстрашные мальчики хотели бежать в лес, взглянуть на это зрелище, но старик удержал их строгим взглядом и окриком.

Холодное сердце

— Никому не советую высовывать носа, — добавил он. — Кто сейчас выйдет из дому, назад не вернётся! Сегодня Голландец-Михель вырубает себе в лесу весло.
Мальчики с любопытством уставились на деда. Они, конечно, не раз уже слышали рассказы о Михеле, но сейчас опять попросили деда рассказать какую-нибудь историю. Петер тоже спросил:
— Кто же он есть, этот самый Михель?
— Он хозяин здешнего леса, — начал старик, — и если вы в ваши годы этого не знаете, то я заключаю, что вы не из наших мест. Я расскажу вам о Михеле всё, что знаю, вернее, так, как о том повествует предание…
Старик раскурил свою трубку и задумался.
— Сто лет тому назад или больше, — начал он, — жил в этих местах один богатый сплавщик, у которого много было работников. Он вёл свою торговлю по далёким путям, вниз по всему Рейну, и дело его шло хорошо. Один раз постучался в его дверь человек, каких он раньше не видывал. Парень был одет, как все сплавщики, но был на несколько голов выше, — трудно было поверить, что существуют подобные великаны!
Он пришёл наниматься на работу. Хозяин, видя, что это человек сильный, годный поднимать тяжести, сговорился с ним о цене, и они ударили по рукам. И действительно, таких работяг, как этот Михель — а это был он, — у хозяина ещё никогда не было. На валке деревьев он работал за четверых, а когда шестеро работников поднимали бревно с одного конца, он один поднимал с другого. Поработав, однако, с полгода, Михель опять пришёл к хозяину. «Я уже достаточно порубил здесь деревьев! — сказал он. — Хочу теперь посмотреть, куда мои стволы уплывают… Пустите-ка меня на плоты!»
«Пусть будет по-твоему», — ответил хозяин.
Сказано — сделано: плот, на котором Михель должен был отбыть по реке, состоял из восьми звеньев и связан был из самых больших брёвен. И что же вы думаете? Накануне вечером Михель притащил к воде ещё восемь стволов, таких длинных и толстых, каких никто никогда не видывал. Каждое дерево он нёс как пушинку! Все просто ахнули! Никто до сих пор не знает, где он их срубил. У хозяина сердце радовалось, когда он на это смотрел, ибо он тотчас подсчитал в уме, сколько эти брёвна будут стоить. Михель же сказал: «На этих брёвнах поплыву я. Потому что ваши прутики меня не выдержат». Хозяин хотел было подарить ему пару новых сапог, но Михель отшвырнул их в сторону и вытащил свои — такие огромные, каких ещё никто не видывал. Мой дедушка говорил, что они весили по сто фунтов каждый!
Плот отчалил. И если раньше удивлялись дровосеки, то теперь пришла очередь изумляться плотогонам. Все думали, что тяжёлый плот Михеля будет ползти еле-еле. Но как только вышли в большую реку, плот Михеля полетел как стрела! Так плотогоны быстро доплыли до города Кёльна на Рейне, где они обычно продавали свои плоты. И тут Михель сказал: «Хорошие же вы купцы! Вы думаете, что кёльнцам самим нужен весь ваш лес? Как бы не так! Они покупают у вас по дешёвке, чтобы продать втридорога в Голландию. Нам надо быть похитрее: сбудем здесь всю мелочь, а на больших брёвнах поплывём дальше. В Голландии мы продадим их намного дороже и лишние деньги положим в карман».
Так говорил коварный Михель, и всем эти слова понравились. Одним потому, что они хотели попасть в Голландию, другим — из-за денег.
И поплыли они дальше вниз по Рейну, и Михель правил плотом и быстро привёл их в Роттердам — главный город Голландии. Здесь им предложили за брёвна вчетверо больше, чем обычно, и особенно много денег отвалили за огромные деревья Михеля. Когда шварцвадьдцы увидели столько золота, они от радости совсем растерялись. Делил добычу Михель: одну часть он отложил для хозяина, а три четверти поделил поровну среди всех сплавщиков. Так продолжалось несколько лет.
Когда все эти хитрости раскрылись, Михель куда-то исчез! Никто не мог его разыскать, хотя все знали, что он жив и здоров. Вот уже сто с лишним лет справляет он в лесу свою чёрную работу. Многие с его помощью страшно разбогатели… Но больше я вам ничего не скажу! А в такие вот ненастные ночи, как эта, бродит он по лесу и выбирает себе самые лучшие деревья. Толстенную ель он перешибает топором, как тростинку! Мой отец это сам видел. В полночь стаскивает он деревья к реке, строит из них плот и плывёт со своими людьми в Голландию.
Вот это и есть сказание о Голландце-Михеле. Всё это сущая правда. Правда и то, что всё зло в Шварцвальде идёт о, т него. О! — вздохнул старик. — Этот Михель может сделать вас богатым! Но я не хотел бы иметь с ним ничего общего. Ни за какие деньги не захотел бы я оказаться в шкуре Толстого Езехиля или Долговязого Шаркуна… Говорят, что Король Танцев тоже продался Михелю…
Старик замолчал. Буря тем временем улеглась, и девушки робко вышли.
Хозяин бросил Петеру на печь мешок сухих листьев вместо подушки и пожелал ему спокойной ночи.
Никогда не видал Петер таких тяжёлых снов, как в эту ночь. То ему снилось, что мрачный великан с грохотом растворяет окно и протягивает Петеру мешок золотых монет. То ему снился маленький Стеклянный гном верхом на зелёной бутылке. Опять слышался Петеру хриплый смешок, раздававшийся в лесу под деревом. То он слышал, как кто-то нашёптывает ему в левое ухо: «Золото, золото, в Голландии много золота!» То звенела в правом ухе песенка о Стеклянном гноме, и нежный голос шептал: «Глупый угольщик! Глупый Петер! Не можешь найти рифму к слову „корнями“! Ты же родился в воскресенье, ровно в двенадцать! Ищи рифму, глупый Петер, ищи рифму!»
Утром, когда Петер проснулся с первым лучом солнца, сон показался ему знаменательным. Петер присел к столу и задумался. Ночные голоса всё ещё звучали у него в ушах. «Ищи рифму, глупый Петер, ищи рифму!» — повторял он про себя и тёр пальцами лоб, но рифма не приходила.