Самая легкая лодка в мире - Страница 26

Подробности

Категория: Юрий Коваль

Глава XIV. СМЕСЬ САМОЛЕТА С ТРАКТОРОМ

Уже неподалеку от берега я увидел, как Травяная Голова выкатилась по травке к соснам, подпрыгнула и вдруг приделалась к телу, которое сидело под сосной.
Небольшое тело в черном старом пиджаке и в валенках с галошами поджидало голову, которая гуляла в болотах.
Как только Голова, увенчав пиджак, устроилась на своем месте, тело зашевелилось, одной рукой зачесало нос, по которому, как видно, соскучилось, а другою замахало нам с капитаном:
— Сюда вылезайте, к сосенкам.
Мы вылезли из трясины, а Голова спокойно сидела на своем месте и наблюдала, как капитан-фотограф выливает из сапога черную воду.
Коровы, стоящие за соснами, разглядевши нас, остолбенели. Тупое и безумное любопытство светилось в их крупных детских глазах. Они даже перестали жевать и наивно хлопали ресницами. Было ясно, что ничего такого, как снимающий сапоги капитан, прежде им видеть не приходилось.
Изумленные коровы слились с Травяною Головой в единое целое, и теперь все это выглядело как самое обычное стадо с пастухом.
Но я-то понимал, что у этого пастуха голова не совсем обычная, и внимательно оглядывал коровьи головы, не любят ли и они побаловаться, полетать над миром, оставив на земле вымя и копыта.
— Сколько у вас в стаде голов? — спросил между тем капитан.
— Семнадцать.
— А бык есть?
— Наш бык — делопроизводитель, — ответила Травяная Голова, — его в район повезли.
Капитан обрадовался, что бык в отъезде, протянул деду руку. Охотно пожимая капитанскую ладонь, Травяная Голова назвалась Аверьяном.
Капитан сразу же стал звать пастуха дедом Аверей, а дед капитана — «парень». Они быстро нашли общий язык и болтали теперь на этом общем языке. Я как-то не мог влезть в их разговор, но предложенную дедом руку почтительно пожал. Рука эта оказалась сухонькой, легкой, и показалось, что пожимаю я пучок сухой травы.
Скоро запылал костер, на сосновых ветках развесили мы мокрые носки, начистили окуней, поставили на огонь ведро.
— Значит, вы прямо из Москвы? — спрашивал дед Аверя.
— Прямо из Москвы, — размахивал ложкой капитан, — вон как здорово. Из Москвы — и прямо сюда.
— Да неужто это так? — изумлялся дед. — Прямо сюда? Из Москвы.
— Из ней! — восклицал капитан. — И прямо сюда!
Так болтали дед и капитан на их общем языке. Язык этот я немного понимал, но проникнуть глубоко в смысл его не мог.
— А вы-то бывали в Москве? — спросил капитан.
Дед Аверя хмыкнул, покачал своей головой.
— Ты на самолете-то летал? — спросил он капитана.
— Летал.
— Ну, на таком-то не летал. Тут у нас в деревне вынужденная посадка была. Самолет вдруг в небе объявился — на лужок и сядь. А я рядом пасу. Тут из кабины летчик выскакивает. «Ах, — говорит, — дед, бензин кончился». Ну, я сбегал домой, у племянника-то моего мопед, так в сарае канистра стояла литров на двадцать. Принес бензин семьдесят шестой, а летчик говорит:
«Ты, дед, слетай со мной в Москву, заступишься в случае чего, а то меня могут уволить, потому что везу я бандероль Большому Человеку, опоздание — смерти подобно».
Ну, я залез в кабину, и мы полетели. Ну, парень, это был самолетик! Не простой, а смесь самолета с трактором. Летит, летит, вдруг остановится и, как трактор, по облакам ползает! Ну долетели и только приземлились — Большой Человек бежит. Где бандероль?

Я подаю ему бандероль — мне ее летчик на хранение сдал, а Человек-то этот, Большой, и говорит: «А ты кто такой?» Так и так, отвечаю.
«Как? — Человек-то говорит. — Неужто ты и есть самый дед Аверя?»
А как же, отвечаю, я это он и есть. «Золотой ты мой, — говорит Большой-то этот Человек. — Да ведь я твое письмо знаешь где храню? На сердце». И тут достает из сердечного кармана письмо, которое я ему прошлый год писал. «Я, — говорит, — твое письмо каждый день на ночь читаю и плачу».
— Ну и ну! — восхищался капитан, слушая деда. — Во ведь как бывает. Плачут Большие Люди.
Капитан хлопал себя по коленям, а меня по плечам, приглашая изумляться вместе с ним. Но я помалкивал, отвлекался от рассказа, помешивая уху. Дед Аверя заметил это.
— Ты на тракторе катался? — спросил он меня.
— Катался.
— А на самолете?
— Катался.
— А на смеси самолета с трактором катался?
— Нет.
— А я вот катался, — сказал дед Аверя и засмеялся радостно.
— Не понимаю, зачем вам смесь самолета с трактором, — сказал я, — с такой головой, как у вас, в Москву и без смеси слетать недолго.
Дед Аверя обернулся и внимательно посмотрел мне прямо в глаза.
— С такой головой, как у меня, — сказал он, — можно генералом стать. Да я, вишь, пастух — генерал коровий.
— Ничего, — сказал я, — не огорчайтесь. Не у всякого генерала есть такая голова.
— Это верно, — сказал дед Аверя, улыбаясь.
— У генералов голова крепко к телу прикручена, — продолжал я, — не оторвешь, а у вас сама летает, где хочет.
— Голова у меня легкая, — смеялся дед Аверя. — Сижу, бывало, под сосной, а голова то в Москве, то в Харькове.
— Телу-то без головы небось скучно.
— Как то есть? — не понял дед. — Чего ему сделается, телу?
— Ну как же, — сказал я, — голова летает, а тело сидит.
— Да ведь и голова сидит, — сказал дед, наивно мигая болотными глазками. — Голова в мечтаниях летает, а на теле-то сидит пока крепко. И он хихикнул, покачал обеими руками голову, подергал и за волосья.
— Не открутишь, — сказал он.
— Ладно тебе, отец, — не выдержал я. — Я сам видел, как тело ваше сидело под сосной, а голова над болотом болталась.