Разные пиратские истории - Страница 4

Подробности

Категория: Михаил Пляцковский

Разные пиратские истории (сказка)

ИСТОРИЯ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Один пират в жаркий летний день прогуливался по узким улочкам Рамселя и забрёл в таверну «Тихая прохлада». К своему удивлению он увидел, что посетители, сидящие за круглыми столиками, едят маленькими ложечками какие-то белые шарики.

«Никогда не ел ничего подобного, — подумал пират. — Пожалуй, попробую». Он подошёл к стойке и сказал хозяину:

— Мне… вот этих… шариков!

— Сколько порций? Одну или две? — поинтересовался хозяин.

— Одну и побыстрей! — распорядился пират.

Шарики в вазочке оказались холодными, как лёд, и сладкими, как мёд. Во рту они быстро таяли, как весенние сосульки на крышах. А вкуснотища была такая, что у пирата перехватило дыхание и он прокричал:

— Эй, хозяин! Ещё пять порций!

И когда тот поставил перед ним ещё пять вазочек, пират спросил:

— Как эти шарики называются?

— Мороженое пломбир, — послышался ответ.

Едва было покончено с пятью порциями, пират заказал ещё десять. И слизывая с ложечки очередной шарик, нежно шептал впервые услышанное слово:

— Пломбир, пломбир, пломбир…

На улице сильно припекало солнце. И волшебные холодные шарики пришлись очень кстати. Уходить из таверны никуда не хотелось от этого сказочного вкусного мороженого.

Лишь на второй день боцман Тумба отыскал пропавшего пирата в таверне «Тихая прохлада».

— Я думал, что ты пьёшь ром, — хмыкнул он презрительно. — А ты ешь какую-то дрянь, какие-то шарики!

— Это мороженое… пломбир… — оледеневшими губами прохрипел пират. — И никуда я отсюда не двинусь, клянусь всеми морями!

…Вернулся пират на корабль через три года, когда наелся мороженого до отвала. Но по ночам ему долго снилась далёкая таверна и на душе становилось сладко и прохладно.

ИСТОРИЯ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Один пират раздобыл где-то круглый географический глобус и, разглядывая его, вдруг обнаружил, что у всех морей, океанов и островов уже есть названия.

— Не может быть! — возмутился чудак. — Кругом сплошная вода, а все моря и океаны и даже острова уже кем-то открыты? Чепуха! Наверно, я плохо искал…

И он начал снова вертеть в руках глобус. Но куда ни ткнёт пальцем — всюду занято. И слева направо крутил, и справа налево крутил, а толку никакого.

И тогда пират обклеил глобус чистой бумагой и сам стал рисовать свои моря, свои острова и свои океаны. Рисует и приговаривает:

— Это — Большой Пиратский океан, это — Пиратское море, а это — маленький пиратский остров…

Разрисовывал, разрисовывал глобус и не заметил, как наступила ночь. Пирату захотелось спать. Но уснул он очень довольный и счастливый, потому что такого замечательного глобуса, как у него, ни у кого другого никогда не было, нет и не будет.

ИСТОРИЯ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Один пират собирал камни на пляжах разных стран. Среди них были гладкие и шершавые, тёмные и прозрачные, белые и жёлтые, круглые и треугольные. И все — очень красивые. Сколько их у него — он и сам не знал, но догадывался, что много, поскольку даже «куриных богов» — камешков с дырочками насквозь — отыскал штук сто или двести.

Камни свои пират всегда за пазухой носил. На всякий случай. Боялся, чтобы не украли. Уж чего-чего, а воров на пиратском корабле хватало.

Боцману это не нравилось. И он заботливо предупреждал пирата:

— Дубина! Тельняшку порвёшь!

Только пират отмахивался. Камни для него дороже тельняшки были. Но вот их накопилось в ней столько, что при ходьбе он еле ноги передвигал. А однажды, когда смыло его волной во время шторма за борт, этот бедолага чуть к рыбам в гости не отправился. На дно, значит. Хорошо, что боцман заметил, успел за пятку схватить и тельняшку рвануть, чтобы камни высыпались. А не то бы худо пришлось пирату.

Вытащили его из воды, откачали, просушили. Толстый боцман у пирата перед носом пальцем поводил и ласково сказал:

— Я же тебя предупреждал, двести медуз и одна каракатица! Ни к чему за пазухой камни таскать. До добра это никого не доводит!

ИСТОРИЯ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

Один пират купил попугая. Большого, разноцветного и вдобавок говорящего. На самом деле оказалось, что попугай не говорящий, а поющий.

Каждое утро, повиснув вниз головой в своей клетке, попугай будил сонного пирата какой-нибудь песенкой. Он пел здорово картавя, что-то вроде этого:

Пират при первых звуках птичьего голоса вскакивал, как ужаленный, и грозил попугаю кулаком. А попугай в свою очередь не обращал на него никакого внимания. И на следующее утро всё повторялось снова, причём в одно и то же время, как по часам.

Кстати, о часах. Часы тогда уже продавались — и карманные, и настенные. Но вот будильники пока ещё не были изобретены. И поэтому попугай служил пирату вместо будильника. И просыпался пират не по будильнику, а по своему попугаю, который, правда, не звенел, но зато пел весёлые песенки.

Впрочем, в подражание боцману, который, вложив четыре пальца в рот, громко свистел, созывая команду на палубу, попугай тоже быстро научился этому свисту и вместо песенок стал будить пирата озорным оглушительным свистом. И стал попугай с того времени не говорящим, не поющим, а вообще — свистящим. А пират, пока не привык, спросонья подскакивал до самого потолка. И набивал на лбу бо-о-ольшущие шишки.

ИСТОРИЯ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Один пират приобрёл по дешёвке в портовой лавке чёрный цилиндр и трость. На кой дьявол они ему сдались — того и сам не знал. Но купил всё же. В придачу ему продавец ещё чёрную бабочку дал.

— Это тебе в подарок от фирмы, — говорит, — для полного комплекта…

Нет, не живую бабочку, а такую, в которых всякие там миллионеры на всякие приёмы ходят.

Возвратился пират на корабль и подумал:

«Раз деньги заплачены — применить надо…»

Нацепил на голову цилиндр. Взял в руки трость. Бабочка на фоне тельняшки тоже смотрелась недурно. В таком виде и вышел пират на палубу: на других посмотреть и себя показать.

У боцмана от неожиданности подмётки сапог к доскам палубы прилипли, другие застыли на месте, как примороженные.

А пират марку держит, ему при таком параде как-то неудобно грубыми словами бросаться налево и направо. И он произнёс фразу, которая бы раньше ему и в голову не пришла, он произнёс фразу, от которой четверо разбойников рухнули на палубу, как подкошенные. Он произнес:

— Рад вас видеть, сэры!

На этом корабле, на этой старой, но крепкой ещё посудине никто подобных выражений не слыхивал. И потому они поразили всех, подобно вспышке молнии и раскату грома.

— Очумел, что ли? — пришёл в себя боцман. — Ты за кого нас принимаешь?

— За порядочных сэров, — торжественно объявил пират.

— Я тебе сейчас такого сэра покажу! — пригрозил кулаком боцман. — Не обрадуешься!

— Фи! Какой вы, право, необразованный! — скривился пират. — До чего же у вас отвратительные манеры!

— Так ты меня ещё и оскорблять вздумал, на «вы» называть? — возмутился боцман. — Ну это вообще ни в какой трюм не лезет! Я вот сейчас твою палку об твою же шляпу сломаю, а бабочку на волю отпущу.

— Во-первых, не палку, а трость, во-вторых, не шляпу, а цилиндр, — сделал замечание пират. — А в-третьих, говорить с вами в таком тоне просто не желаю!

И он под свист и улюлюканье орущей братии гордо покинул палубу. Вернулся в каюту, заглянул в зеркало, сам себе подмигнул и сказал:

— Ничего-ничего. В следующий раз куплю я каждому по цилиндру, тросточке и бабочке — и все они у меня, как миленькие, вежливыми сэрами станут!

- КОНЕЦ -

Иллюстрации.