Бухта Барахта - Карпенко Г. - Очень жарко

Подробности

Категория: Отечественные писатели

Бухта Барахта (рассказы Галины Карпенко)

Очень жарко

Очень жарко, целыми днями печёт солнце, ветер метёт по дорогам белую пыль.
Всё дальше и дальше в горы уходит дорога, которую строят Марусины родители. Они возвращаются домой уже вечером. И сразу бегут к морю купаться.
— Пе́кло! — говорит отец. — Я сгорел!
Он трёт мелкой галькой грудь, ноги и с разбегу кидается на волну. Плавает он легко и быстро. А мама плещется вместе с Марусей у берега.
— Была бы у тебя подружка, было бы веселее, — говорит мама.
— А мне не скучно. Мы с Бакаевым рисовали медузу! — хвастает Маруся.
Бакаев — это тот самый художник, у которого собака Фома. Он приходит теперь на берег каждый день, утром — рисовать, а вечером — есть кулеш, который Марусина мама варит на настоящей печке прямо в саду.
* * *
Совсем стемнело; с моря запахло водорослями и рыбой. Пора уже ужинать, а Бакаева нет. Маруся стоит у калитки и ждёт, когда на тёмной дороге послышатся его шаги.
— Может, он загулял? — говорит Марусин папа.
— Иди, дочка! — зовет мать и разливает кулеш по мискам.
Маруся садится за стол и молча берёт ложку. Неужели Бакаев про неё забыл?
— Ешь! — говорит отец. — Завтра объявится.
* * *
На другой день было ещё очень рано и Маруся спала, когда Бакаев пришёл и сел на пороге. У него не было с собой ни красок, ни подрамника.
— Я уже давно сижу и жду тебя, — сказал он Марусе. — Ты знаешь, я, кажется, нашёл Валькину собаку.
Маруся надела тапочки. Она не стала пить молоко, взяла в руки мохнатый персик, и они пошли.
— А ты дойдёшь? — спросил Бакаев Марусю. — Это далеко, за кипарисовым лесом.
— Дойду, я умею ходить далеко.
Марусе хотелось скорее увидеть собаку. Может быть, это и правда Валькин Букет. А вдруг Бакаев ошибся?
Дорога круто свернула и стала подниматься вверх, а потом повела их по ущелью. На солнечном склоне Маруся увидела дом и сад, окружённый колючей изгородью из шиповника. Они подошли ближе. Посреди изгороди были врыты два столба, а на столбах висела калитка. Прямо на калитке была нарисована собачья голова и под ней надпись: „Злая собака!“
— Пойдём обратно, — зашептала Маруся. — Это не Букет: Валька говорил, что он не кусается.
— Подожди! — сказал Бакаев.
Он подошёл к калитке совсем близко и спросил громко:
— Хозяева дома?
В саду было тихо, в доме не открылись ни дверь, ни окно.

— Хозяева дома? — повторил Бакаев.
Никто не ответил. Тогда Бакаев подхватил Марусю и поднял её над колючей изгородью.
— Гляди!
Среди грядок под деревом инжира стояла собачья будка, а на будке сидел Букет. Это был он. Рыжий, с чёрным ухом.
— Букет! Букет! — позвала Маруся.
Загремела цепь, и Букет завизжал как маленький.
— Как же мы его освободим? — спросила Маруся.
Бакаев не ответил, он быстро опустил её на землю. В доме хлопнула дверь.
— Что хотите куплять? — спросила толстая женщина.
Она была похожа на людоедку. Насупив чёрные брови, „людоедка“ вытирала фартуком жирные губы и, притворно улыбаясь, шла прямо к ним.
Букет продолжал визжать, он натянул цепь и нетерпеливо перебирал лапами.
— Цыц! — крикнула на него „людоедка“. — Есть хороший дюшес! — сказала она, загораживая собою калитку.
— Пожалуйста! — И художник Бакаев протянул „людоедке“ деньги.
— Не надо, не надо! — толкала его Маруся.
Но было уже поздно: „людоедка“, нагнувшись, пошарила под деревом и дала им две жёсткие зелёные груши.
* * *
Взявшись за руки, Маруся и Бакаев возвращались по той же дороге. Они обсуждали план похищения Букета.
— Надо прийти, когда никого нет, и пролезть через колючки! — сказала Маруся.
— Не торгует же она только дома? — рассуждал художник, — Уходит же она на базар.
— Конечно! Мы снимем с него ошейник и убежим, — обрадовалась девочка, — я очень быстро бегаю.
— А вот я уже не очень.
— Всё равно убежим! — ободряла Маруся Бакаева.
Вечером, за ужином, они изложили свой план.
— Это же злыдни его украли! — сказал Марусин отец. — А нам зачем красть? Мы красть не будем. Пойдём и уведём собаку.
Маруся нырнула под кровать и вытащила из ящика старую серую кепку, с пуговкой на макушке.
— Вот! Мне дал Валька! Надо дать ему понюхать эту кепку. Букет сам убежит, если понюхает.
— Тогда дело в шляпе! — засмеялся Бакаев, и всем стало весело: оказывается, так просто можно выручить Валькиного друга, который наконец нашёлся.
* * *
На другое утро по дороге шли трое: Марусин отец — несмотря на жару, он шёл в сапогах и спецовке, Бакаев в белом парусиновом костюме и соломенной шляпе и Маруся в розовом сарафанчике и старой Валькиной кепке.
Вид у всех троих был решительный. Вот уже виден дом, колючая изгородь и за забором будка, на которой сидит Букет.
— Ты видишь, какая толстая цепь? — прошептала Маруся и прижалась к отцу.
Никто из троих не назвал собаку по имени. Но Букет встал и посмотрел в их сторону, виляя хвостом. Бакаев даже прижал палец к губам, чтобы Букет вдруг не залаял.
Освободители очень тихо подошли к колючему забору.
— А чего мы таимся?! — вдруг сказал Марусин отец.
Он толкнул калитку, но она не открылась, видно, была заперта.
— Что хотите куплять? — раздался „людоедский“ голос, и „людоедка“ появилась на пороге.
— Мы ничего не хотим куплять, — ответил Марусин отец.

Он разбежался и перепрыгнул через калитку прямо в „людоедский“ сад, подошёл к будке и расстегнул Букету ошейник.
— Ой! — закричала „людоедка“.
Букет метнулся в сторону, прижав уши, прополз под колючим забором и вырвался на свободу. Не оглядываясь, он помчался вверх по дороге.
— Что вы творите! Кто вас сюда звал! — кричала „людоедка“.
— Тише! — сказал Марусин отец. — Всё правильно.
— Букет не ваш, а наш! — осмелев, крикнула Маруся.
А Бакаев помахал „людоедке“ шляпой.
— Геть! Я позову милицию! — кричала им вслед „людоедка“.
— Идёмте скорей, — торопила Маруся, — а то Букет опять убежит неизвестно куда!
Но Букет не убежал. Когда они подошли к своему дому, он встретил их на пороге. Высунув язык, Букет часто дышал.
— Ну тебя! — закричала Маруся и замахала на него Валькиной кепкой.
Но Букет всё-таки ухитрился и лизнул её прямо в губы.
* * *
Букет сидел на тёплых ступенях и сторожил дом. В этом доме знакомые ему вещи и запахи. Вот половик, на котором он спал, миска, из которой он ел. В углу на крыльце лежит мячик. В мячик он играл с хозяином.
„Лови!“ — кричал хозяин и бросал мяч как можно дальше.
Букет мчался, хватал мячик зубами и нёс его обратно. Мячик очень хорошо пахнет: так же пахли колёса машины, которая раньше стояла у дома.
Теперь в доме живут другие люди. Появились незнакомые запахи и вещи: другие чемоданы, другие одеяла на постелях, чужие башмаки у порога.

Новые хозяева дают Букету есть и не сажают на цепь, как „людоедка“, которая кормила его солёной рыбой и сладкими абрикосами. В доме живёт девочка Маруся. Вот она идёт по тропинке к дому.
Она подойдёт, погладит его. Она даже предложит ему поиграть.
— Лови! — крикнет Маруся и бросит далеко маленький мячик.
Но Букет не побежит за ней, он не хочет играть с Марусей.
— Букет! Букет! — кричит Маруся. Она треплет его за уши и говорит: — За тобой скоро приедет твой Валька — мы ему написали письмо. — И добавляет: — Не понимаешь?
Она подбрасывает мячик кверху, и вдруг кто-то поймал мяч над её головой. Это художник Бакаев. Как он неслышно подошёл! Букет знает и этого человека, и его собаку. У Бакаева добрые руки. Букет не возражает, когда этот человек треплет его и приговаривает:
— Не скучай, пёс, не вздыхай.
Стоят очень жаркие дни. Только тогда, когда солнце ныряет с макушкой в море и в сумерках начинают звенеть цикады, наступает прохлада.
Бакаев рисует вечернее небо.
— Вот видишь, — говорит он Марусе, — над вершиной облако? Оно ничего хорошего не сулит.
— Оно тебе не нравится? — удивляется Маруся. — Оно очень красивое, серое и с золотым краем.
— Это разведчик злых туч, — говорит Бакаев. — Они поднимутся над морем и утащат солнце.
Бакаев трогает золотое облако кистью, и оно пари́т над вершиной нарисованной горы, лёгкое, как дыхание.
Маруся не может поверить Бакаеву.
— Если бы оно было злой разведчик, — говорит она, — оно было бы чёрное-чёрное.
Бакаев слушает, как Маруся заступается за облако, и продолжает рисовать.