Как я помог авиации - Сегель Я. - Как я помог авиации

Подробности

Категория: Отечественные писатели

Как я помог авиации

Когда мне было четыре года и пять месяцев, самолёты ещё назывались аэропланами, а лётчики — пилотами.
Многое с тех пор переменилось. Ну, например, сейчас всем в диковинку, если по городу лошадь тащит телегу, а тогда лошадей и телег на улицах было столько, сколько сегодня автомобилей, и никто этому не удивлялся. Зато автомобили тогда встречались редко, а о самолётах, то есть аэропланах, и говорить нечего.
Это было давно…
Однажды летом папа, мама и я отправились за город на аэродром. Сюда для показательных полётов должен был прилететь на новом аэроплане один знаменитый пилот, с которым мой папа был знаком с самого детства.
В тот прекрасный, безоблачный день в наш город прилетели даже не один, а целых два аэроплана: на одном папин друг, на другом незнакомый нам пилот.
Заиграл оркестр.
Зрители знали, что сейчас увидят в небе нечто удивительное, и заранее в благодарность за это подарили обоим лётчикам, то есть пилотам, букеты цветов. Потом подняли пилотов на руки и стали подбрасывать высоко в воздух.
Подбрасывали их довольно осторожно, чтобы отважных гостей не укачало.
Наконец их опустили на землю, и мой папа обнялся и расцеловался со знаменитым пилотом, ведь он был его старым товарищем.
А потом знаменитый пилот надвинул на глаза выпуклые очки и залез в свой аэроплан. Механик раскрутил пропеллер. Поднялся такой сильный ветер, что трава заходила волнами, а те, кто был в шапках, схватились за них руками, чтобы шапки не сдуло.
Аэроплан затрещал и покатился по траве, покачиваясь и переваливаясь, как утка. Потом подпрыгнул слегка и полетел.
Все тут же захлопали в ладоши от радости.
Так начались показательные полёты. Пилоты на своих аэропланах по очереди стали показывать просто настоящие чудеса! Эти чудеса на их языкё назывались фигурами высшего пилотажа.
Первым летал папин друг.
Для начала он показал нам «горку». Для этого пилот разогнал свой аэроплан побыстрее, а потом с разгону взлетел на нём вверх, будто на санках в горку.
Потом мы увидели «пике» — это когда аэроплан смело ныряет с большой высоты носом вниз, падает, падает, падает и выравнивается уже над самой землёй.
У всех зрителей даже дух захватило, а машина так низко и с таким оглушительным треском пронеслась над нашими головами, что многие опять схватились за шапки, а некоторые от испуга даже присели на корточки, но всё же успели заметить, что пилот улыбается из своей кабины и машет кожаной перчаткой.
Я уже подумал, что теперь этот аэроплан сядет на землю отдохнуть, но он вдруг стал подниматься всё выше, и выше, и выше и, наконец, забрался так высоко, что стал похож на небольшую птицу.
— Сейчас, наверное, сделает «мёртвую петлю», — негромко сказал мой папа и угадал.
Аэроплан понёсся к земле носом вниз. Всё ниже, ниже, ниже… Потом, когда все уже опять готовы были испугаться, он перестал падать, выровнялся, начал задирать нос вверх, перекувырнулся в воздухе — сделал знаменитую «мёртвую петлю», снова выровнялся и, наконец, сел на землю, приземлился.
Все, конечно, опять громко захлопали, но тут затрещал другой аэроплан, взлетел, и зрители стали смотреть, что будет показывать второй пилот.
А мы с папой побежали к аэроплану папиного друга.
— Ну, — спросил меня папин друг, — понравилось?
Я кивнул:
— Очень!
— А сколько тебе лет? — спросил пилот.
— Четыре года и пять месяцев, — сказал я и показал ему свой возраст на пальцах.
— Ого! — удивился пилот. — Солидно!
А я уставился на него, как на какого-нибудь богатыря из сказки.
Пилот был одет во всё кожаное: кожаный шлем, кожаная куртка, кожаные перчатки, кожаные ботинки, а над ними до колен, похожие на бутылки, кожаные краги. Даже штаны на нём были кожаные.
— А катать желающих будешь? — спросил папа.
— Обязательно, — сказал пилот. — Только потом. Полетаю ещё немного, бензина станет поменьше, аэроплан полегче, тогда покатаю. А то, я смотрю, ты вырос очень большой и стал, пожалуй, чересчур тяжёлый!.. Сколько же мы с тобой не виделись?
— Целых десять лет, — вздохнул мой папа. Он, должно быть, действительно за это время сильно вырос и стал очень большой и тяжёлый: ростом метра два и весом килограммов сто.
— А вот сынишка у тебя ещё лёгонький, — сказал пилот и поднял меня высоко над головой. — Его бы я мог покатать хоть сейчас! Мне как раз не хватает килограммов двадцать добавочного груза.
Он опустил меня на землю и посмотрел на папу, папа — на него. Потом оба они посмотрели на меня, и пилот спросил:
— Ну как, хочешь помочь авиации?
Он, наверное, думал, что я испугаюсь летать, но я не испугался. То есть мне, конечно, было страшно, но я сделал смелое лицо и сказал:
— Очень хочу! — И на всякий случай добавил: — Пожалуйста!
Папа сам подсадил меня в кабину. Пилот пристегнул меня к сиденью специальными ремнями, чтобы я случайно не вывалился на лету из аэроплана.
У пилота даже нашёлся для меня настоящий кожаный шлем и настоящие очки, как у него самого. Теперь и я стал похож на настоящего пилота.
Мотор взревел, поднялся страшный ветер, и мы покатились по полю.
«Подумаешь! — подумал я, — едем, как будто на трамвае или автобусе. Ничего особенного».
Пилот помахал моему папе рукой, и я помахал моему папе рукой; пилот надвинул очки, и я надвинул очки. Аэроплан разогнался как следует, оторвался от земли, и мы стали подниматься всё выше и выше.
Теперь аэроплан перестал казаться мне похожим на трамвай или автобус. Люди внизу стали маленькими-маленькими, как муравьи, и я уже, конечно, не мог узнать среди них, где там мои мама и папа.
Тут пилот обернулся ко мне и спросил что-то, чего я не услышал за шумом мотора.
Он мог спросить меня:
— Нравится?
Или он мог спросить:
— Боишься?
Я не хотел обманывать пилота и покивал ему головой. Ведь это была правда — мне очень нравилось летать, хотя и было немножко страшно.
Наш самолёт качало, как будто он ехал по неровной дороге. Что-то в нём скрипело, трещало, но пилот впереди меня был совсем спокоен, и я тоже успокоился.
А внизу, на земле, в это время происходило вот что (это уже потом рассказывали мои родители). Папа как ни в чём не бывало подошёл к зрителям, которые стояли задрав головы вверх, и как ни в чём не бывало стал рядом с мамой.
— Какая всё-таки прелесть этот аэроплан! — воскликнула мама.
— Да, — согласился папа.
— Как он плавно летит! — сказала мама. — Просто плывёт по воздуху!
— Да, — опять сказал папа и почему-то вздохнул.
Тут мама только на одну секундочку оторвала глаза от аэроплана и посмотрела вниз, туда, где возле папиного колена должен был стоять я.
— А где наш сын? — улыбнулась мама. Она подумала, что я прячусь за папой. — Где же он?
— Там, — сказал папа как можно спокойнее.
— Где? — Мама ещё ничего не поняла, но улыбаться уже перестала.
— Там, — как можно спокойнее повторил папа и показал на небо.
— Не пугай меня, пожалуйста, — попросила мама. — Серьёзно, где он?
— Летает.
Хотя папа очень волновался, он постарался сказать «летает» так, как будто это было «гуляет», совсем спокойно.
Теперь папа и мама волновались вместе.
— По-моему, — сказала мама, — этот аэроплан летает слишком быстро.

— Так только кажется, — успокоил её папа. — По-моему, он летает нормально.
— Не знаю, — сказала мама, — но, по-моему, ему уже пора спускаться.
Тут аэроплан, как будто услышал маму, пошёл на снижение и скоро сел невдалеке.
Наверное, ни мама, ни папа ещё никогда в своей жизни не бегали так быстро.
Пилот даже не успел спрыгнуть на землю, а мои мама и папа уже вытащили меня из аэроплана.
Они меня тискали, целовали, вертели, осматривали, как будто не видели уже целый год.
Они так крепко вцепились в меня, что от них невозможно было вырваться, и тогда я закричал что было сил:
— Минуточку!!!
Услышав это, мама и папа даже застыли от удивления, а я спокойно снял кожаный шлем с очками, отдал их пилоту и сказал:
— Большое спасибо за полёт.
— Это тебе спасибо, — сказал пилот. — Моему аэроплану как раз не хватало такого смелого мальчика килограммов около двадцати. Давай твою руку, ты очень помог нашей авиации. Спасибо!