Не люблю опаздывать - Баскин М. - Страница 4

Подробности

Категория: Отечественные писатели

Не люблю опаздывать (рассказы)

Привидение

В соседней школе был капитальный ремонт, и поэтому в нашей учились сразу две школы в три смены — правда, недолго.
Вот сидим мы однажды и ждём нашу учительницу Галину Георгиевну. И вдруг свет погас.
Мы сначала «ура» закричали, обрадовались. Но дело было глубокой осенью, за окном темнотища такая чёрная — как вар на стройке. И в классе так же темно… Неприятно…
Кто-то из первого ряда на ощупь выключателем пощёлкал, но света не добыл.
Тут Юрик Павлычев, с которым мы за одной партой сидим, говорит страшенным голосом:
— А сейчас к нам придёт привидение.
— По фамилии Павлычев, — сказали в один голос близнецы Аня и Оля Пронякины.
Все засмеялись. Но тут в класс и вправду кто-то вошёл.
Мы сразу перепугались и, хотя поняли, что вошла не Галина Георгиевна, с надеждой позвали:
— Галина Георгиевна?
— Я слушаю вас, козлятушки-ребятушки, — ответило то, что вошло, хрипловатым мужским голосом.
Мы замерли. А привидение вдруг вспрыгнуло на стол и весело закричало:
— Притаились! Серый, где ты там? Уснул, что ли?
— Ишь ты, — сказал мне шёпотом Юрик, — серого зовёт, сейчас ещё волчиху приведёт.
— Попались! — сказал я с трудом, потому что у меня как-то странно стянуло щёки.
— Лёва! — опять позвало привидение.
— Ну и компания у них, ещё льва не хватало, — шепнул Юрик.
Я собрался залезть под парту, а привидение сказало очень странную фразу:
— Саня! Пряхин! Кисель! Кончайте придуряться!
Никто не шелохнулся. И тогда привидение спрыгнуло со стола и пошло на нас.
— Чегой-то вы в темноте стали такими маленькими? — сказало привидение.
Оно подошло к нам с Юриком, и я закрыл глаза, хотя и с открытыми глазами ничего не видел. Тут Юрик сказал:
— Лёшка! Не сдадимся!
И когда привидение прикоснулось к нам своей лапой, мы с Юриком одновременно вцепились в неё зубами.
— Ой! — заорало привидение и шарахнулось от нас.
Как раз в этот момент зажёгся свет. Мы увидели испуганную Галину Георгиевну, которая стояла, держа руку на выключателе.
— Почему свет выключили? — спросила она.
— Мы не выключали, он сам погас, — ответили мы.
— Света не было всего три минуты! — сказала Галина Георгиевна.
И тут она увидела привидение.
— Ты что тут делаешь, Семыкин?
— Да я по ошибке не в свой класс зашёл, — сказал десятиклассник Семыкин, — а вот ваши как звери — чуть меня не загрызли!

Сеанс гипноза

Однажды мы с Владиком посмотрели кино про гипноз и внушение. И сразу у нас мысль появилась, что вот этим самым нам и надо заняться. Передачей разных мыслей на различные расстояния.
Во-первых, это не шумная игра, а тихое занятие. И тут ничего из предметов — ни люстру, ни телевизор, ни фарфор — не разобьёшь. И сам не ударишься. И взрослые за это будут только хвалить. И главное, ничего не надо, кроме собственных мыслей. Думай себе да передавай. Быстро и бесшумно. Очень удобно для помощи на контрольной или на экзаменах.
Я мечтал влиять на мысли мамы и учителей. Владик задумывался над передачей мыслей на другие планеты.
А мыслей у нас полно. Просто их не видно.
Я попросил Владика пойти в другую комнату и стал мысленно передавать ему приказы… Чтобы сосредоточиться, я закрывал глаза и начинал представлять Владика. Владика мне нетрудно представить, потому что я знаю его очень хорошо с трёх с половиной лет, то есть очень давно. Я представил его всего и даже оцарапанное кошкой и залитое зелёнкой ухо. Я приказал ему мысленно несложное дело: открыть окно, а потом полить цветы.
Когда я зашёл к Владику, он сидел не у окна, а возле двери и открывал, но не окно, а банку со сгущёнкой, которую мама берегла для дачи.
— Ну что, сходится? — спросил Владик.
— Ничего не сходится, — сказал я, — хотя про сгущёнку я очень часто думаю.
— Вот видишь, Алёшка, — сказал Владик, — наверное, передаётся. Ну-ка, давай теперь я попробую. А ты смотри, как следует принимай импульсы.
Я опять пошёл в другую комнату. Опять сосредоточился и стал ждать. И опять представлял Владика, и как он передаёт свою мысль.
Прошло минут двадцать, но я никакого внутреннего голоса не услышал. Зато я услышал музыку многосерийного детектива. Я пошёл к Владику, а он сидел у телевизора всё с той же банкой сгущёнки, в которой пробил уже несколько дырок — как в душе.
— Ну ты даёшь! — сказал я Владику. — Я там принимаю, принимаю — голова заболела от приёма, — а он сгущёнку поедает.
Владик совершенно не обиделся, но сказал:
— Значит, не передаётся ничего. Потому что я тебе передавал самое простое — дважды два. И ещё подсказывал — четыре, четыре!
— Может, ты не сосредоточился и, когда передавал, думал про посторонние вещи?
— Кто? Я не сосредоточивался? — закричал Владик. — Я так сосредоточился, знаешь… — И он показал руками, как сосредоточился.
Мы попробовали по-другому. Я на кухне стал надевать рубашки разного цвета, а Владик кричал мне — какого. Я взял рубашки папы, они Владику почти незнакомы, в них папа ходит на работу. И один раз Владик угадал: жёлтая. Мы, обрадованные успехом, повторили опыт. Но хотя я надевал всё ту же жёлтую рубашку, Владик стал называть совершенно невероятные цвета. Чёрное с голубым, белое в яблоках и тому подобное.
В общем, ничего у нас не вышло.
— Обидно, — сказал Владик.
— Обидно, — согласился я. — А если бы получилось… если бы ты начал угадывать цвета или я таблицу умножения, с этими простейшими опытами мы бы объездили весь мир! А так опять никому не известные!
— Лёшка! — вдруг сказал Владик. — А может, мы всё неправильно делаем? Мы ведь неопытные, а стали на такие огромные расстояния передавать мысли. Знаешь, давай попробуем без всяких стенок. Прямой гипноз. Чтобы в глаза можно было смотреть. Через глаза легче всего мысль в организм попадает.
— Это точно. Когда на уроке подсказывают, то через глаза легче всего доходит… Давай попробуем сделать меня несгибаемым.
— Это как — смелым, что ли? — спросил Владик.
— Да нет, просто ты меня так загипнотизируешь, что меня можно между двух стульев положить, как бревно или доску, и по мне, как по мосту, можно будет ходить, и я не согнусь. Ну как будто я проглотил аршин, а это жёсткая палка.
Владику эта затея понравилась, но он предложил поставить между стульями таз с водой: чтобы я боялся упасть и так легче воздействовать. Но я был решительно против таза.
— Ладно, попробуем без таза, — сказал Владик, примерясь ко мне, — но с тазом было бы легче.
Владик поставил два стула, зачем-то попрыгал на каждом из них. И я стал укладываться.
Владик смотрел на меня каким-то пожирающим взглядом, надул зачем-то щёки и часто задышал. Я понимал, что всё это очень серьёзно, но, как ни сдерживал себя и как ни сопротивлялся, вдруг захохотал. Но Владик был совершенно серьёзным. Он наклонялся ко мне и как будто вдыхал в меня какую-то неведомую силу, которая должна была сделать моё тело прямым и жёстким.
Но как ни пыжился бедный Владик, как ни старался убедить меня в том, что я уже ничего не вешу, я упрямо и настойчиво сползал со стульев, продержавшись самое большее секунду.
Когда я плюхнулся на пол в третий раз, Владик уже вслух внушил мне:
— Пресс надо тренировать. — И добавил презрительно: — Никакого настоящего живота, сплошное пузо.
После этого он исчез и через несколько минут притащил швабру с хорошим берёзовым черенком, который делал сам мой папа, и длиннющую дюралюминиевую трубку, которая у нас на кухне была вместо карниза для штор. Занавески он успел уже снять.
Владик положил эти палки на спинки стульев и заставил меня лечь на них.
— Сейчас даже и захочешь, никуда ты не денешься. Я тебя догипнотизирую, я своего добьюсь, — сказал Владик с некоторой угрозой.
Я покорно влез на эти жёрдочки. Можно сказать, взгромоздился. Я чувствовал себя виноватым из-за своего нетренированного брюшного пресса. Лежал и помалкивал, поглядывая в потолок, точнее, на люстру, про которую мама всегда говорила восторженно: «Таких красивых сейчас не делают. Это дядя Сеня подарил».
И она начинала вспоминать, в каком году всё это было.
— Ну, всё, — сказал Владик, довольно потирая руки, как какой-то злодей, который собирается меня оперировать. — Сейчас должно получиться.
Мне вдруг показалось, что я стал легче и даже немного воспарил. Это произошло, когда Владик прикоснулся к подмышкам. Я так боюсь щекотки, что попытался взлететь. И в это время Владик решил выдернуть щётку, чтобы убедиться в силе своего гипнотического воздействия.
Но как только он это сделал, я повернулся на карнизе, как на вертеле, успел схватиться за него и вместе с ним упал, но так, что одним концом карниз прошёлся по серванту, а другим разбил плафон той самой люстры. И со всей силой своей тяжести я обрушился на самого Владика, который пытался и мыслями, и глазами, и руками, и даже коленом вернуть меня в исходное для гипнотического сеанса положение.
Когда всё это произошло и завершилось, я, сжимая проклятую трубу, остался лежать на полу.
Я вспомнил, как спокойно уходили из дому мои родители. Как обрадовалась мама, когда узнала, что мы будем тихо и мирно играть в интеллектуальную (как сказал папа) игру. Мама не считала тихой игрой даже шахматы — после того, как мы с Владиком однажды при помощи резинового жгута запускали друг в друга шахматных коней.
Кроме совести, меня кололи осколки стекла от плафона, каких «теперь не делают».
Вместо ажурного, лучистого плафона, похожего на цветок, навсегда торчала полуголая лампочка в окружении какой-то обкусанной короны.
«Что же теперь делать?» — подумал я, и эта мысль почему-то сразу передалась Владику.
— Что делать, что делать?! — сказал Владик. — Поесть надо, вот что. А то совсем энергия кончается, нечем просто гипнотизировать. Да ещё человека с таким прессом.
Я, подавленный всеми этими событиями, уселся в папино кресло с мягкой поролоновой подушкой и закрыл глаза.
— Вся еда в холодильнике, — сказал я Владику.
Владик подкрепился абрикосовым вареньем, заел его остатками сгущёнки и снова пришёл меня гипнотизировать.
— Буду тебя усыплять, — сказал Владик решительно.
У меня не было сил сопротивляться, и я даже почувствовал облегчение, когда Владик начал скакать вокруг меня. Он водил руками вокруг моей головы и приговаривал:
— Вы успокаиваетесь, расслабляетесь, вам хочется спать.
— Мне хочется пить, — сказал я.
А Владик опять крутил вокруг моей головы, как будто стриг меня.
— Вам становится теплее и теплее, тёплая вода льётся по вашим плечам. Вы засыпаете, засыпаете, за-сы-па-ете.
Ходил Владик почему-то как в балете — на носочках.
Уже стемнело, и меня вдруг как магнитом потянуло в сон.
Последнее, о чём я успел подумать прежде, чем провалиться в царство бога сна Гипноса, было счастливой мыслью, что Владик — мой старый, добрый друг — оказался феноменом. Феномен — это не сушка для волос, как когда-то говорил Владик. Это редкое, выдающееся явление…
Проснулся я от света полуразбитой люстры, которую включили мои родители, вернувшиеся из театра.
— Что здесь происходит? — вскрикнула мама.
— Что с Владиком? — с тревогой спросил папа.
И тут я увидел: возле кресла, прямо на полу, уткнувшись в палас, поджав босые ноги, спал сам Владик.
— Да мы оба феномены! — закричал я. — Сеанс гипноза удался. Мы усыпили друг друга!
А вроде на вид обыкновенные мальчики.