Темная комната - Попов В. - Страница 9

1 1 1 1 1 Рейтинг 4.71 [7 Голоса (ов)]

Тёмная Комната (повесть)


«Ясно! — сумел я подумать, не просыпаясь. — Сон, навеянный посещением тёмной комнаты!»
Я даже усмехнулся во сне — в общем, как мог, боролся с этим страшным сном, но он не кончался. Я подошёл к какой-то загородке — такую ставят, когда что-нибудь роют. Над загородкой горел тусклый, зарешеченный фонарь.
Щупая руками доски, я обошёл загородку и вышел на край тускло освещённого тоннеля метро.
«Ну вот! — успокаивая себя, подумал я. — Обыкновенное метро! Все просто!»
Как будто находиться ночью в пустом или заброшенном метро было так уж обыкновенно!

Темная комната

С колотящимся сердцем я стоял над обрывом. Потом вдруг справа из тоннеля потянул сырой, пахнущий керосином ветерок — такой начинается всегда, когда к станции подходит поезд. Лучистый, похожий на ежа свет быстро приближался — и мимо меня с воем промчалась платформа с прожектором. За прожектором стояло чёрное, поворачивающееся кресло, и в нём, скрестив руки на груди, очень прямо сидел человек в белом костюме и чёрных очках. Кресло со скрипом повернулось, человек внимательно посмотрел на меня, и платформа промчалась.
— …Ничего себе! — Вытирая пот, я сел на тахте. — Ничего себе сны стали сниться!
Потом я вышел на кухню, попил воды из крана, посидел и немного успокоился.
Заодно я вспомнил, что страшные сны бывали ведь и раньше, но только я утром, увидев солнце, сразу же забывал эти сны. И наверное, зря: жизнь ведь гораздо беднее, если забывать всё страшное и помнить только всё не страшное.
Потом я снова лёг и увидел сон, который видел уже далеко не впервые, но только каждое утро забывал. Я лежу, засыпанный горячим колючим песком, ощущая тяжесть. Я усиленно напрягаю мозг, стараясь послать сигнал своим конечностям, чтобы проверить, могут ли они шевелиться. И с ужасом ощущаю, что конечностей, абсолютно одинаковых, у меня много! Не похожие ни на руки, ни на ноги, они извивались вдоль всего моего узкого длинного тела и пропихивали меня вперёд. Песок вслед за мной с шорохом осыпался.
Потом я проснулся, открыл глаза, но сон помнился ясно, не исчезал. Родители переговаривались о чём-то, собирались на работу, потом ушли, а я всё сидел на тахте неподвижно с носком в руках.
Что это видел я?
Прошлое? Или будущее?
Говорят, что мы прошли длинный путь развития, прежде чем стали людьми. Но одно дело — слышать об этом краем уха и совсем другое — вдруг почувствовать это в себе!
Я встал, быстро подошёл к окну и с ликованием увидел знакомую родную картину, в небо поднимались два белых дыма из длинных труб, на одном дыму шевелилась чёрная подвижная тень другого.
Я быстро оделся, вышел во двор. Один угол двора был косо освещён солнцем, и в этом горячем углу стоял стул с мотком шерсти на нём. С пустой и тихой улицы вдруг донеслось громкое бряканье: кто-то пнул на ходу пустую гуталинную банку.
Я вдохнул чистый прохладный воздух и вошёл в парадную к Гаге.
— Так. Для начала неплохо! — важно проговорил Гага. Он сидел в майке и трусах на кухне, но говорил так важно, словно сидел в президиуме какого-то заседания. — Несомненный успех!
— В чём? — робко спросил его я.
— В нашем деле. Несомненно одно: через тёмную комнату, а если прямо говорить, через чёрную дыру, установлен важный контакт. Но неизвестно пока: или с другой галактикой, или с другим временем! Трудно переоценить важность этого события!
Мы молча и торжественно стояли посреди кухни. Наверное, это было смешно, как мы стояли на кухне среди столов, над которыми свисали половники и дуршлаги.
— По-прежнему никому ни слова… а то дыра может захлопнуться! — проговорил Гага.
«Хоть бы она захлопнулась! — мысленно взмолился я. — Как спокойно я жил до этого! Никаких тревог. А тут, того гляди, провалишься на миллиард лет или, ещё похуже, на миллиард световых лет! Бр-р!» Но вслух я этого не сказал.
— Главное, не подавать виду, как будто что-то случилось! — говорил Гага. — Так же скромно ходим в школу, делаем уроки!
— Точно! — сказал я.
— В тёмную комнату пока не ходим. «Отлично!» — подумал я.
— Ведём себя как ни в чем не бывало.
«Прекрасно, — подумал я. — Самое приятное, что может сейчас быть, — это вести себя как ни в чем не бывало!»
Но на первой же перемене Гага отвёл меня в сторону.
— Я понял: они в тебе аппаратуру установили!
— …Какую аппаратуру?!
— Свою! Забыл, что ли, медосмотр, как все врачи вылупились на тебя? Видно, у тебя всё нутро теперь железное! А может, из молибдена или из ещё неизвестного нам металла!
— Ну спасибо! — ответил я. — А зачем они установили её?
— Ну, ты теперь… вроде лунохода для них. Твоими глазами их цивилизация смотрит на нашу планету!
— Ну, моими глазами много не увидишь! — Я ещё пытался шутить. — Я ведь и не хожу никуда! Из школы — домой, из дома — в школу.
— Видно, чем-то понравились им твои глаза! — многозначительно проговорил Гага. — Если они из миллиардов людей тебя выбрали!
Новое дело! Другая цивилизация смотрит моими глазами на наш мир! Я вышел на школьный двор… Ну что я могу им показать? В углу темнели ржавые гаражи, блестели отполированные скамьи.
Было уже тепло. Белая пушинка по широкой спирали поднималась вверх. Другая пушинка, перебирая лапками, как сороконожка, бежала по луже. Скрипя перьями, у самой лужи притормозил голубь, долго нерешительно переступал на краю, потом вдруг, решившись, перешёл её и начал печатать мокрые крестики.
«Ну что же… за одну минуту увидено немало!» — с какой-то гордостью подумал вдруг я.
После уроков я пошёл по городу. Я усмехался, думая о своём «назначении»! Конечно же, другой галактике нечего больше делать, кроме как моими глазами наблюдать наш мир!
Да и чего особенного тут наблюдать?!
Я огляделся.
На серых сухих холмиках росли растрёпанные жёлтые одуванчики. Я сорвал один, долго внимательно смотрел на него, потом для большей подробности сломал тонкую волокнистую трубочку стебля, посмотрел на выступивший по окружности белый сок, попробовал — горький… Что ещё? Отпечатал на ладони белый кружок, который тут же начал чернеть.
За скамейками росли лопухи. Я присел, чтобы разглядеть их внимательней. Стебель снизу тёмно-бордовый, кверху, к листу светлеет. Лист снизу пушистый, сомнёшь его в кулаке — он обиженно распрямляется… что ещё?
«А вдруг, — подумал испуганно я, — они (кто «они»?) решат, что вся растительность нашей планеты состоит из одуванчиков да лопухов, не увидят ни пальм, ни гигантских кактусов? Ну что ж, сами виноваты, выбрали для считывания информации такого оболтуса, как я!.. Но что же делать? В Африку я в ближайшее время не собираюсь. Идея! — Я даже подпрыгнул. — Поеду в Ботанический сад! Давно там не был… Заодно и сам посмотрю».

Темная комната

Я вышел на станции метро «Петроградская», завернул за неё, пошёл по тихой улице по асфальту. Такой чистый асфальт бывает только весной.
Я купил два билета: в парк и в оранжерею — вошёл за ограду. До начала экскурсии в оранжерее я ходил по тропинкам парка. Сколько деревьев, кустов, цветов, о которых я не слышал, или слышал, но забыл, или ни разу не видел!
Даже названия у них были замечательные, не говоря уже о цвете прутьев, о форме листьев, — ни один лист не повторяется!
ЧУБУШНИК! ЧЕПЫЖНИК! Они росли рядом, очевидно, из-за сходства названий, хоть друг на друга не походили.
БАГУЛЬНИК. БУЗУЛЬНИК.
ТУЯ. (Видел ли я когда-нибудь её?)
ПИНИЯ. (Вот она какая!)
Потом я вошёл в оранжерею — там было душно и влажно.
«Вот так, значит, в тропиках!» — подумал я (и передал информацию).
Оранжереи были высокие, старинные, с витыми железными креслами, стоящими в зарослях. Я, задыхаясь от возбуждения, носился от одного потрясающего растения к другому, переспрашивая экскурсовода, если не успевал услышать, что он сказал.
Папоротники — самые древние растения на земле. Сначала шарик, потом он раскрывается, пальцы поднимаются всё выше, и наконец вся «ладонь» папоротника развёрнута!
Папоротниковые леса встречаются только на Борнео. (Надо съездить!)
ЭПИФИДИИ!.. Олений рог! Присасывается основанием к другому растению, отмирающие нижние листья служат почвой и удобрением! (Умно!)
Сухие, пожелтевшие и скрученные на кончиках вееры пальм! Туловище пальмы покрыто ярко-рыжими волосами, словно там неподвижно сидит мартышка. (Забавно.)
ФИНИКОВАЯ ПАЛЬМА. Финик — самая калорийная еда. (Питаюсь только финиками — решено!)
ХЛЕБНОЕ ДЕРЕВО… (Хорошая штука!)
МОЛОЧАЙ — мясистая ядовитая путаница толстых зелёных прутьев. Используется для оград. Хранит влагу в виде белого сока, — там, где они растут, по девять месяцев не бывает дождей.
СЛОНОВЫЙ КАКТУС — листья толщиной с доску!
ОПУНЦИЯ! (Одно название чего стоит!)
ФИКУС — с листьями в виде бокалов. (Остроумно.)
АГАВА. (Бутылка!)
ХИННОЕ ДЕРЕВО. (Бр-р!)
ТАКСИКАРА — дерево-артиллерист! Стреляет своими плодами на гигантские расстояния! (Ложись!)
Мелкими красивыми листьями покрывает камни ВЕНЕРИН ВОЛОС… растёт только в брызгах водопадов… (Неплохо устроился!)
ШОКОЛАДНОЕ ДЕРЕВО — ярко-жёлтые плоды.
АНЧАР.
БАНЬЯНА — одно дерево может занимать гектар.
ГЕВЕЯ-КАУЧУКОНОС… (Понимаю!)
Бамбук, банан — это так, мелочь, считается травой.
Тут ко мне привязалась оса — я спрятался от неё в зарослях лиан.
Потом я как-то отстал от экскурсии. Внимание моё привлекла маленькая дверь с манящей надписью: «Посторонним вход воспрещён!» Я вошёл туда. Оранжерея была низкая, душная, с ржавыми потёками на наклонных стёклах. Где-то вдалеке дребезжало радио. На железной кровати, развалившись, как человек, закинув ноги на спинку, спал кот.
Через эту оранжерею я вышел на улицу. Но и на улице была уже жара, как в оранжерее. На раскрытом окне первого этажа у ржавого подоконника лежали подушки.
Я достал из кармана монеты, направился к автомату газированной воды. Трёхкопеечная монета выскользнула из влажных пальцев, покатилась по кругу, собираясь, видимо, соскочить с тротуара. Я быстро наступил на неё — и она вдруг воткнулась ребром в мягкий асфальт. Я радостно захохотал. Колоссально! Никогда раньше не случалось такого!
И вдруг понял я: и наша жизнь старается, чтобы показать себя интересной, необычной, весёлой, чтобы понравиться другой цивилизации (через меня).
— Ну и дела развернулись! Ну и дела! — бормотал я.
Чтобы передохнуть, я ушёл с солнцепёка в холодную мраморную парадную. Там было прохладно, тихо, перед глазами в темноте поплыли кольца, похожие на полупрозрачные срезы лука.
Уже лёжа в кровати, я не спал, а всё думал: что ещё можно показать другой цивилизации про нашу жизнь? Воспоминания! Они ведь тоже годятся!
Я начал вспоминать, как мы прошлым летом ездили с мамой на юг. Я вспомнил, как поезд долго стоял в поле у светофора и вдруг машинист, потеряв терпение, выскочил, выхватил у крестьянина косу и начал косить.
Интересно, они — из тёмной комнаты — улыбаются сейчас так же, как я?
Выплыла ещё одна южная картинка. Я сижу, расставив ноги, на каменистом покатом берегу, выгребаю из-под себя сероватые круглые камни, они со стуком катятся вниз. Сначала выгребаются только сухие (на ладонях от них остаётся налёт мела), потом идут камни мокрые, тёмные. Среди них всё чаще появляются полупрозрачные сороконожки-мокрицы, упрыгивающие вдруг куда-то мощным прыжком…
На следующий день было воскресенье. Устав вспоминать, что я знаю ещё, я раскрыл старый журнал «Нива»… Пусть поработает за меня, а они пусть посмотрят, какая жизнь тут была раньше, до меня…