Три толстяка - Олеша Ю. - ПОБЕДА

Подробности

Категория: Отечественные писатели

Три толстяка (повесть)

Глава 13 ПОБЕДА

Только что мы описывали утро с его необычайными происшествиями, а сейчас повернём обратно и будем описывать ночь, которая предшествовала этому утру и была, как вы уже знаете, полна не менее удивительными происшествиями.
В эту ночь оружейник Просперо бежал из Дворца Трёх Толстяков, в эту ночь Суок была схвачена на месте преступления.
Кроме того, в эту ночь три человека с прикрытыми фонарями вошли в спальню наследника Тутти.
Это происходило приблизительно через час после того, как оружейник Просперо разгромил дворцовую кондитерскую и гвардейцы взяли Суок в плен возле спасательной кастрюли.
В спальне было темно.
Высокие окна были наполнены звёздами.
Мальчик крепко спал, дыша очень спокойно и тихо.
Три человека всячески старались спрятать свет своих фонарей.
Что они делали — неизвестно. Слышался только шёпот. Караул, стоявший у дверей спальни снаружи, продолжал стоять как ни в чём не бывало.
Очевидно, трое вошедших к наследнику имели какое-то право хозяйничать в его спальне.
Вы уже знаете, что воспитатели наследника Тутти не отличались храбростью. Вы помните случай с куклой. Вы помните, как был испуган воспитатель при жуткой сцене в саду, когда гвардейцы искололи куклу саблями. Вы видели, как струсил воспитатель, рассказывая об этой сцене Трём Толстякам.
На этот раз дежурный воспитатель оказался таким же трусом.
Представьте, он находился в спальне, когда вошли трое неизвестных с фонарями. Он сидел у окна, оберегая сон наследника, и, чтобы не заснуть, глядел на звезды и проверял свои знания в астрономии.
Но тут скрипнула дверь, блеснул свет и мелькнули три таинственные фигуры. Тогда воспитатель спрятался в кресле. Больше всего он боялся, что его длинный нос выдаст его с головой. В самом деле, этот удивительный нос чётко чернел на фоне звёздного окна и мог быть сразу замечен.
Но трус себя успокаивал: «Авось они подумают, что это такое украшение на ручке кресла или карниз противоположного дома».
Три фигуры, чуть-чуть освещённые жёлтым светом фонарей, подошли к кровати наследника.
– Есть, — раздался шёпот.
– Спит, — ответил другой.
– Тсс!..
– Ничего. Он спит крепко.
– Итак, действуйте.
Что-то звякнуло.
На лбу у воспитателя выступил холодный пот. Он почувствовал, что его нос от страха растёт.
– Готово, — шипел чей-то голос.
– Давайте.
Опять что-то звякнуло, потом булькнуло и полилось. И вдруг снова наступила тишина.
– Куда вливать?
– В ухо.
– Он спит, положив голову на щеку. Это как раз удобно. Лейте в ухо…
– Только осторожно. По капельке.
– Ровно десять капель. Первая капля кажется страшно холодной, а вторая не вызывает никакого ощущения, потому что первая действует немедленно. После неё исчезнет всякая чувствительность.
– Старайтесь влить жидкость так, чтобы между первой и второй каплей не было никакого промежутка.
– Иначе мальчик проснётся, точно от прикосновения льда.
– Тсс!.. Вливаю… Раз, два!..
И тут воспитатель почувствовал сильный запах ландыша. Он разлился по всей комнате.
– Три, четыре, пять, шесть… — отсчитывал чей-то голос быстрым шёпотом. — Готово.
– Теперь он будет спать три дня непробудным сном.
– И он не будет знать, что стало с его куклой…
– Он проснётся, когда уже всё окончится.
– А то, пожалуй, он начал бы плакать, топать ногами, и в конце концов Три Толстяка простили бы девчонку и даровали бы ей жизнь…
Три незнакомца исчезли. Дрожащий воспитатель встал. Зажёг маленькую лампочку, горевшую пламенем в форме оранжевого цветка, и подошёл к кровати.
Наследник Тутти лежал в кружевах, под шёлковыми покрывалами маленький и важный.
На огромных подушках покоилась его голова с растрёпанными золотыми волосами.
Воспитатель нагнулся и приблизил лампочку к бледному лицу мальчика. В маленьком ухе сверкала капля, будто жемчужина в раковине.
Золотисто-зелёный свет переливался в ней.
Воспитатель прикоснулся к ней мизинцем. На маленьком ухе ничего не осталось, а всю руку воспитателя пронизал острый, нестерпимый холод.
Мальчик спал непробудным сном.
А через несколько часов наступило то прелестное утро, которое мы уже имели удовольствие описывать нашим читателям.
Мы знаем, что произошло в это утро с учителем танцев Раздватрисом, но нам гораздо интереснее узнать, что стало в это утро с Суок. Ведь мы её оставили в таком ужасном положении!
Сперва решено было бросить её в подземелье.
– Нет, это слишком сложно, — сказал государственный канцлер. — Мы устроим скорый и справедливый суд.
– Конечно, нечего возиться с девчонкой, — согласились Три Толстяка.
Однако не забудьте, что Три Толстяка пережили очень неприятные минуты, удирая от пантеры. Им необходимо было отдохнуть. Они сказали так:
– Мы поспим немного. А утром устроим суд.
С этими словами они разошлись по своим спальням.
Государственный канцлер, который не сомневался в том, что куклу, оказавшуюся девочкой, суд приговорит к смерти, отдал приказание усыпить наследника Тутти, чтобы он своими слезами не смягчил страшного приговора.
Три человека с фонарями, как вы уже знаете, проделали это.
Наследник Тутти спал.
Суок сидела в караульном помещении. Караульное помещение называется кордегардией. Так, Суок в это утро сидела в кордегардии. Её окружали гвардейцы. Посторонний человек, зайдя в кордегардию, долго бы удивлялся: почему эта хорошенькая печальная девочка в необыкновенно нарядном розовом платье находится среди гвардейцев? Её вид совершенно не вязался с грубой обстановкой кордегардии, где валялись седла, оружие, пивные кружки.
Гвардейцы играли в карты, дымили синим вонючим дымом из своих трубок, бранились, поминутно затевали драку. Эти гвардейцы ещё были верны Трём Толстякам. Они грозили Суок огромными кулаками, делали ей страшные рожи и топали на неё ногами.
Суок относилась к этому спокойно. Чтобы отделаться от их внимания и насолить им, она высунула язык и, оборотившись ко всем сразу, сидела с такой рожей целый час.
Сидеть на бочонке ей казалось достаточно удобным. Правда, платье от такого сиденья пачкалось, но уже и без того оно потеряло свой прежний вид: его изорвали ветки, обожгли факелы, измяли гвардейцы, обрызгали сиропы.
Суок не думала о своей участи. Девочки её возраста не страшатся явной опасности. Они не испугаются направленного на них пистолетного дула, но зато им будет страшно остаться в тёмной комнате.
Она думала так: «Оружейник Просперо на свободе. Сейчас он вместе с Тибулом поведёт бедняков во дворец. Они меня освободят».
В то время, когда Суок размышляла таким образом, к дворцу прискакали три гвардейца, о которых мы говорили в предыдущей главе. Один из них, голубоглазый, как вы уже знаете, вёз какой-то таинственный свёрток, из которого свисали ноги в розовых туфлях с золотыми розами вместо пряжек.
Подъезжая к мосту, где стоял караул, верный Трём Толстякам, эти три гвардейца сорвали со своих шляп красные кокарды.
Это было необходимо для того, чтобы караул их пропустил.
Иначе, если бы караул увидел красные кокарды, он начал бы стрелять в этих гвардейцев, потому что они перешли на сторону народа.
Они пронеслись мимо караула, едва не опрокинув начальника.
– Должно быть, какое-нибудь важное донесение, — сказал начальник, поднимая свою шляпу и стряхивая пыль с мундира.
В этот момент настал для Суок последний час. Государственный канцлер вошёл в кордегардию.
Гвардейцы вскочили и стали смирно, вытянув свои огромные перчатки по швам.
– Где девчонка? — спросил канцлер, поднимая очки.
– Иди сюда! — крикнул девочке самый главный гвардеец.
Суок сползла с бочонка.
Гвардеец грубо схватил её поперёк пояса и поднял.
– Три Толстяка ожидают в Зале Суда, — сказал канцлер, опуская очки. — Несите девчонку за мной.
С этими словами канцлер вышел из кордегардии. Гвардеец шагнул за ним, держа Суок одной рукой на весу.
О, золотые розы! О, розовый шёлк! Всё это погибло под безжалостной рукой.
Суок, которой было больно и неловко висеть поперёк страшной руки гвардейца, ущипнула его повыше локтя. Она собрала силы, и щипок получился основательный, несмотря на плотный рукав мундира.
– Черт! — выругался гвардеец и уронил девочку.
– Что? — обернулся канцлер.
И тут канцлер почувствовал совершенно неожиданный удар по уху. Канцлер упал.
И за ним немедленно упал гвардеец, который только что расправлялся с Суок.
Его тоже ударили по уху. Но как! Можете себе представить, какой силы должен быть удар, чтобы свалить без чувств такого огромного и злого гвардейца.
Прежде чем Суок успела оглянуться, чьи-то руки снова подхватили её и потащили.
Это тоже были грубые и сильные руки, но они казались добрее, и в них Суок чувствовала себя ловчей, чем в руках гвардейца, который валялся теперь на блестящем полу.
– Не бойся! — шепнул ей чей-то голос.
Толстяки нетерпеливо дожидались в Зале Суда. Они сами хотели судить хитрую куклу. Вокруг сидели чиновники, советники, судьи и секретари. Разноцветные парики — малиновые, сиреневые, ярко-зелёные, рыжие, белые и золотые — пылали в солнечных лучах. Но даже весёлый солнечный свет не мог украсить надутые физиономии под этими париками.
Три Толстяка по-прежнему страдали от жары. Пот сыпался с них, как горох, и портил лежащие перед ними бумажные листы. Секретари ежеминутно меняли бумагу.
– Наш канцлер заставляет себя долго ждать, — сказал Первый Толстяк, шевеля пальцами, как удавленник.
Наконец долгожданные появились.
Три гвардейца вошли в зал. Один держал на руках девочку. О, как печально она выглядела!
Розовое платье, поражавшее вчера своим сиянием и дорогой искусной отделкой, превратилось теперь в жалкие лохмотья. Увяли золотые розы, осыпались блёстки, измялся и истрепался шёлк. Голова девочки уныло свисала к плечу гвардейца. Девочка была смертельно бледна, и её лукавые серые глаза погасли.
Пёстрое собрание подняло головы.
Три Толстяка потирали руки.
Секретари вынули длинные перья из-за своих не менее длинных ушей.
– Так, — сказал Первый Толстяк. — А где же государственный канцлер?
Гвардеец, державший девочку, стал перед собранием и доложил. Голубые глаза его весело блестели:
– У господина государственного канцлера по дороге случилось расстройство желудка.
Объяснение это всех удовлетворило.
Суд начался.
Гвардеец усадил бедную девочку на грубую скамью перед столом судей. Она сидела, поникнув головой.
Первый Толстяк начал допрос.
Но тут встретилось весьма важное препятствие: Суок не хотела отвечать ни на один вопрос.
– Прекрасно! — рассердился Толстяк. — Прекрасно! Тем хуже для неё. Она не удостаивает нас ответом — хорошо… Тем страшней мы выдумаем для неё кару!
Суок не шелохнулась.
Три гвардейца, точно окаменев, стояли по сторонам.
– Позвать свидетелей! — распорядился Толстяк.
Свидетель был только один. Его привели. Это был уважаемый зоолог, смотритель зверинца. Всю ночь он провисел на суку. Его только теперь сняли. Он так и вошёл: в цветном халате, в полосатом белье и в ночном колпаке. Кисть колпака волочилась за ним по земле, как кишка.
Увидев Суок, которая сидела на скамье, зоолог зашатался от страха. Его поддержали.
– Расскажите, как было дело.
Зоолог принялся обстоятельно рассказывать. Он сообщил о том, как, влезши на дерево, он увидел между ветвями куклу наследника Тутти. Так как он никогда не видел живых кукол и не предполагал, что куклы по ночам лазят на деревья, то он очень испугался и лишился чувств.
– Каким образом она освободила оружейника Просперо?
– Не знаю. Я не видел и не слышал. Мой обморок был очень глубок.
– Ответишь ли ты нам, гадкая девчонка, как оружейник Просперо очутился на свободе?
Суок молчала.
– Потрясите её.
– Хорошенько! — приказали Толстяки.
Голубоглазый гвардеец встряхнул девочку за плечи. Кроме того, он пребольно щёлкнул её в лоб.
Суок молчала.
Толстяки зашипели от злости. Разноцветные головы укоризненно закачались.
– Очевидно, — сказал Первый Толстяк, — никаких подробностей нам не удастся узнать.
При этих словах зоолог ударил себя ладонью по лбу:
– Я знаю, что нужно сделать!
Собрание насторожилось.
– В зверинце есть клетка с попугаями. Там собраны попугаи самых редких пород. Вам, конечно, известно, что попугай умеет запоминать и повторять человеческую речь. У многих попугаев чудный слух и великолепная память… Я думаю, что они запомнили всё, что говорилось ночью в зверинце этой девчонкой и оружейником Просперо… Поэтому я предлагаю вызвать в Зал Суда в качестве свидетеля какого-нибудь из моих удивительных попугаев.
Гул одобрения прошёл по собранию.
Зоолог отправился в зверинец и вскоре вернулся. На его указательном пальце сидел большой, старый попугай с длинной красной бородой.
Вспомните: когда Суок бродила ночью по зверинцу, — вспомните! — ей показался подозрительным один из попугаев. Помните, она видела, как он смотрел на неё и как, притворившись спящим, улыбнулся в свою длинную красную бороду.
И теперь на пальце зоолога, так же удобно, как и на своей серебряной жёрдочке, сидел этот самый краснобородый попугай.
Теперь он улыбался весьма недвусмысленно, радуясь, что выдаст бедную Суок.
Зоолог заговорил с ним по-немецки. Попугаю показали девочку.

- Страница 17 -