Год хорошего ребенка - ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ПОРТРЕТОВ В ПОДАРОК ООН

Подробности

Категория: Эдуард Успенский

Год хорошего ребенка (повесть)

Глава тридцатая ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ПОРТРЕТОВ В ПОДАРОК ООН

Большой зал, где проходили заключительные соревнования, был полон и весь гудел. На сцене стояло двадцать пять мольбертов и пятьдесят стульев: для художников и их моделей. На двадцати трех модельерских стульях сидели двадцать три организатора фестиваля, чьи портреты нужно было нарисовать, а на двадцать четвертом сидел принц Филлип.
Начало соревнования затягивалось, потому что прошел слух, что пропал советский мальчик. Никто не заявлял о том, что он исчез, но все усиленно об этом говорили. Что с ним? Или он сам сбежал, или его украли? И такие и другие случаи имели место с «советскими», которые выезжали за рубеж. Слухов о пропаже голландской девочки почему-то не было.
Наконец госпожа Карабас вышла на сцену:
— Прошу юных художников — представителей команд подняться наверх, сюда.
Юные художники так и покатились на сцену и стали занимать стул за стулом. Как раз в это время в зал вошла наша измученная троица — Леша, Розалинда и Игорь Иванович в сопровождении голландской делегации.
— Где вы были? — бросилась к ним товарищ Федулова. — Измайлов, немедленно на сцену.
— Зачем? — спросил Игорь Иванович. — Он рисовать не умеет.
— Умеет! — сказала Розалинда. — Он прекрасно рисует. Он сам мне говорил.
Это был совсем неубедительный довод. Леша много чего говорил.
— Да нет. Не умеет! — спорил Игорь Иванович.
— Умеет он или не умеет рисовать, — строго сказала товарищ Федулова, — в данном случае никакого значения не имеет. Вон сколько журналистов в зале. Они так и ждут скандала. Надо им показать, что мальчик никуда не делся. Что он здесь, с нами. Измайлов, немедленно на сцену!
Леша на заплетающихся ногах направился к мольберту, как к электрическому стулу. На сцене оставалось еще одно свободное место.
— Представителя голландской команды прошу немедленно занять свободное место.
Всем было ясно, что в голландской команде не нашлось художника. И тут на сцену вбежала девочка, которая за руку тащила упирающегося мальчика. Девочка была Розалинда, мальчик — Ханс.
— Ханс, ты все умеешь! — говорила она. — Ты только попробуй. У тебя и портрет получится.
Делать было нечего. Ханс и Леша уселись рядом и взялись за кисти. Госпожа Карабас, которая была двадцать пятой моделью, направилась к стулу. Все дети ожидали, что она займет свое место, но она неожиданно вытащила стартовый пистолет.
— Внимание! На старт! Марш! — скомандовала она и сделала выстрел из пистолета. Все художники немедленно бросились рисовать, а один упал в обморок.
Бабушка, мама и папа Розалинды вместе смотрели это соревнование «из Соединенных Штатов». Вернее, смотрела одна бабушка, потому что папа работал в мастерской, а мама была занята на кухне. Бабушка не только смотрела, но и выступала комментатором.
— Что там происходит? — спрашивала мама.
— Стреляют, — отвечала бабушка. — В одного мальчика уже попали.
— Сильно попали?
— Не очень. Ничего серьезного.
— А принц Филлип там? Прибыл?
— Здесь. Весь забинтованный. Его тоже рисуют.
Жевенский комментатор соревнований за эти дни несколько подустал, похудел, но энтузиазм его не гас, а разгорался синим пламенем.
— Ровно час мы не отрываясь смотрим это захватывающее дух зрелище! Спортсмены… то есть худсмены… то есть художественные спортсмены сидят и рисуют. Перед ними галерея современников. Это выдающиеся люди ООН. Их знает вся Земля. И помнит каждый… Сейчас я вам прочту их фамилии. Мистер Фифини — Италия, мистер Ютиккалла — Финляндия, мистер Бакер — Нидерланды, мисс Карабас — Жевена, «мистер из пятого номера, когда вы заплатите за чистку одежды?» Ах, простите, это что-то другое, пожалуй, личное… Итак, двадцать пять кандидатов в победители. Двадцать пять будущих портретов!
В Москве Петр Сергеевич Окуньков знал, какой портрет был бы самым лучшим. Портрет, который бы нарисовал Рома Рогов. Только Рома сидел не за мольбертом, а за телевизором вместе с Елизаветой Николаевной и смотрел это финальное соревнование.
— Видели эту девочку в пятнистых брюках? — спросил он.
— Видела, — отвечала строгая Елизавета Николаевна.
— По-моему, это Розалинда.
— Почему ты так думаешь?
— Она двигается так.
— Как так?
— Застенчиво и энергично. Как пишет.
Елизавета Николаевна обняла Рому за плечи и улыбнулась.
Телевизионный диктор не терял времени даром:
— Внимание, внимание! Первые портреты подходят к концу. Но что это? Два мальчика сцепились и вместо того, чтобы рисовать, они кричат друг на друга. Кажется, один из них из Ирана, другой из Ирака. Вот один достойный мальчик стал мазать кистью лицо другого достойного мальчика. Вот другой достойный мальчик ответил тем же. К ним побежали мальчики из дружественных стран. И одни достойные мальчики из дружественных Ираку стран стали лупить по голове кистями других достойных мальчиков из дружественных Ирану стран. Началась куча мала!..
Немедленно руководители делегаций кинулись на сцену и растащили достойных мальчиков в разные достойные углы. Они дали им большое количество достойных подзатыльников.
— На сцены выходят фанфаристы! — радостно вопил диктор. — Сейчас портретируемые посмотрят на свои портреты. А комиссия определит лучший портрет.
Телекамера пошла по портретам. Она показывала лицо мистера Фифини из Италии, потом его портрет, потом лицо художника. Потом комиссия выкидывала очки.
— Семь, семь, семь, шесть и пять, семь, десять, семь.
Портрет мистера Рэмбергера из Америки, лицо мистера Рэмбергера из Америки, лицо художника и очки комиссии.
— Семь, семь, семь и три, семь, десять, семь, семь.
— Портреты идут голова в голову! — кричал диктор. — Вернее, лицо в лицо. Это выдающиеся люди. Их знает вся Земля. Сейчас я прочту вам их фамилии. Мистер Фифини, мистер Рэмбергер, «мистер из пятого номера…» Ах, да! Это я уже говорил.
Тем временем телекамера сосредоточилась на госпоже Карабас.
— А теперь — главное событие дня! — сообщил диктор. — Портрет достойной мисс Карабас. Вы видите на экране эту достойную женщину. А теперь вы видите… вы видите… ее портрет. Так, теперь сама мисс Карабас хочет его посмотреть.
Мисс Карабас привстала со стула, чтобы посмотреть обратную сторону мольберта.
— Это что — я? — закричала она не своим голосом.
— Да, — сказал Леша тихо.
— Это чудовище-страшилище?!
Леша покорно покачал головой. Он так устал, что сцена плыла у него под ногами.
— Я старался… А что, непохоже?
— Да близко ничего общего нет!
— Совсем, совсем?
Леша смотрел на госпожу Карабас умоляющим взглядом. Так ему нужна была хорошая оценка.
— Совсем, совсем?
Губы госпожи Карабас превратились в ниточку, глаза стали похожи на стеклянные пули, лицо позеленело, как в неисправном телевизоре. Все больше и больше она начинала походить на Лешин портрет.
— Как ты посмел? Я немедленно доложу об этом жюри!
И, гордо скрипя сценой, она ушла.
Комиссия присоединилась к ее оценке. Хотя там был кто-то, кто высоко оценил работу Леши, либо очень хотел помочь ему и его команде.
— Три, три, десять, три, два, три, три.
Голландский мальчик Ханс действительно все умел делать. Он сумел нарисовать и портрет.
— Шесть, шесть, шесть, семь, десять, шесть, шесть! — поставила ему оценки комиссия.
Для мальчика, который первый раз в жизни взял в руки кисти, это было прекрасно.
Комментатор все никак не мог успокоиться по поводу портрета госпожи Карабас:
— Такой никудышный рисунок такой достойной женщины. Это невыносимо. Кстати, а кого это там выносят? Ага, это выносят госпожу Карабас. Что ж, давайте и мы покинем соревнование.
Разгневанная мисс Карабас, которую действительно выносили, была так огорчена, что ее портрет теперь не повесят в ООН… так огорчена, что швырнула в портрет Леши Измайлова свой зонтик, и он вонзился, точно в центр этюдника. Хорошо, что не в центр Леши.

- Страница 21 -