Мемуары папы Муми-тролля - Глава третья продолжение

Подробности

Категория: Туве Янссон

Мемуары папы Муми-тролля (сказка-повесть)

На следующее утро тетка Хемулихи проснулась в зверски хорошем настроении. Разбудив нас в шесть часов, она протрубила:
— Доброе утро! Доброе утро! Доброе утро! Возьмемся за дело! Сначала небольшое состязание — штопаем носки: я только что заглянула в ваши ящики. Затем в награду за усердие несколько воспитательных игр. Это так полезно. А что там у нас для укрепления здоровья?
— Кофе, — на всякий случай сказал Шнырек.
— Каша, — сказала тетка. — Кофе пьют только в старости и еще, если страдают трясучкой.
— А я знаю одного, который умер от каши, — пробормотал Юксаре. — Она попала ему в горло, и он подавился.
— Любопытно, что бы сказали ваши папы и мамы, если б видели, что вы пьете кофе, — фырчала тетка Хемулихи. — Они бы заплакали! И вообще, как обстоит дело с вашим воспитанием? Вы воспитаны или нет? А может, вы так и родились трудновоспитуемыми?
— Я родился при самом необыкновенном сочетании звезд, — воспользовавшись паузой, вставил я. — Меня нашли в маленькой ракушке, дно которой было выстлано бархатом!
— Не желаю, чтобы меня воспитывали, — отчеканил Фредриксон. — Я — изобретатель и делаю, что хочу.
— Извините, — воскликнул Шнырек, — но мои папа и мама уже не смогут расплакаться. Они погибли во время генеральной уборки!
— Ха! — хмыкнул Юксаре, с угрожающим видом набивая свою трубку. — Терпеть не могу распоряжений. Они напоминают мне о стороже.
Тетка Хемулихи нас рассматривала и потом объявила:
— С этого дня заботиться о вас буду я!
— Тетенька, не надо! — запротестовали мы хором. Но она, покачав головой, с непреклонным видом произнесла:
— Это мой Долг.
После этих страшных слов тетка исчезла, и, без сомнения, для того, чтобы выдумать еще какую-нибудь новую воспитательную чертовщину.
Невероятно жалея друг друга, мы заползли в палатку на корме.
— Клянусь своим хвостом — никогда и никого больше не буду спасать! — воскликнул я.
— Правильно, — одобрил Юксаре. — Эта тетка способна почти на все. В любой момент она может вышвырнуть мою трубку за борт или запрячь меня в работу! Она может придумать все что угодно!
— Может, вернется Морра, — с надеждой в голосе прошептал Шнырек. — Или кто-нибудь другой, кто будет так добр и съест ее? Извините! Я нехорошо сказал?
— Пожалуй, — откликнулся Фредриксон, но немного погодя добавил: — В этом, однако, что-то есть.
Мы погрузились в молчание, глубоко соболезнуя самим себе.
— Скорее бы стать взрослым! — размечтался я. — Взрослым и знаменитым! Тогда можно будет запросто справиться с этой теткой.
— А как стать знаменитым? — спросил меня Шнырек.
— По-моему, довольно легко! Нужно только сделать то, до чего никто другой еще не додумался… Или что-то старое вывернуть на новый лад…
— Что, например? — полюбопытствовал Юксаре.
— Например, летающий речной пароход, — пробормотал Фредриксон, и его маленькие глазки засветились.
— Не думаю, что быть знаменитым приятно, — размышлял вслух Юксаре. — Может, только в самом начале, а потом это становится совершенно обычным, а под конец от знаменитости голова кругом идет, точь-в-точь как бывает, если долго катаешься на карусели.
— А что такое карусель? — спросил я.
— Машина, — сразу оживился Фредриксон. — Вот так она работает. — И он достал ручку и бумагу.
Меня никогда не переставала удивлять преданность Фредриксона машинам. Они околдовали его. Я же, наоборот, ничего такого в них не находил. Водяное колесо — это еще куда ни шло, но даже обыкновенная застежка «молния» вызывает у меня недоверие. Юксаре знал одного, у которого брюки застегивались на «молнию». И вот однажды «молнию» заело, и она никогда больше не закрывалась. Вот ужас!
Я хотел было поделиться с друзьями своими размышлениями о застежках «молниях», но в этот самый момент мы услышали какой-то очень странный звук. Он напоминал глухое и отдаленное лязганье жестяной трубы. Нас это насторожило.
Фредриксон выглянул из палатки и мрачно произнес одно-единственное слово:
— Клипдассы!
Здесь необходимо кое-что объяснить. Пока мы обсуждали последние события, течение вынесло «Морской оркестр» в дельту реки, населенной клипдассами. Клипдассы — общительные животные, которые ненавидят одиночество. На речном дне они вырывают клыками каналы и образуют там, внизу, целые колонии. Их щупальца оставляют после себя чуть клейкий след, из-за этого многие называют их клейкдассами и клейклапами.
Клипдассы чаще всего милы, но они беспрестанно грызут и кусают все подряд, все, что попадается им на глаза, особенно то, что они никогда прежде не видели. Кроме того, у клипдасс есть одна неприятная особенность: случается, что они откусывают чужой нос, если им кажется, что нос этот слишком велик. Теперь вам, надеюсь, понятно, почему мы так забеспокоились?
— Сиди в банке! — крикнул Фредриксон своему племяннику.
«Морской оркестр» застрял в целом море клипдасс. Угрожающе размахивая бакенбардами, они разглядывали нас своими круглыми голубыми глазками.
— Расступитесь, будьте так добры, — попросил Фредриксон.
Но клипдассы только теснее смыкали кольцо вокруг речного парохода, а некоторые уже начали вползать на борт. Когда первый из них вскарабкался на перила, за навигационной каютой появилась тетка Хемулихи.
— В чем дело? — завопила она. — Это еще что за типы? Вход абсолютно запрещен, я не могу допустить, чтобы эта пакость помешала нашим воспитательным мероприятиям!
— Не пугай их! Они рассердятся, — предупредил Фредриксон.
— Это я рассердилась! Вон! Вон отсюда! Прочь! — закричала тетка Хемулихи и принялась колотить клипдасс — тех, что поближе к ней, — по головам.
Клипдассы тотчас обратили взгляды на тетку Хемулихи.
Затихнувшее было глухое лязганье возобновилось с новой силой. И тут…
Все произошло с невероятной быстротой. Тысячи кишащих на палубе клипдасс ринулись через перила в воду, унося на своих спинках, будто на живом ковре, тетку Хемулихи. Дико крича и размахивая зонтиком, она перевалилась через поручни, и вся компания сгинула в неизвестности…
Снова все стало тихо и мирно. «Морской оркестр» поплыл дальше, словно ничего и не произошло.
— М-да… — протянул Юксаре и обратился ко мне: — Ты не собираешься снова ее спасать?
Рыцарские чувства призывали меня тотчас поспешить на выручку тетки Хемулихи, но мои дурные врожденные наклонности подсказывали: это ни к чему. И я пробормотал, что, дескать, уже слишком поздно. (Так оно, впрочем, и было.)
— Вот и конец ей, — философски заметил Юксаре.
— Печальная история, — согласился я.
— Извините! Это я виноват? — спросил Шнырек. — Это я первый сказал: пусть кто-нибудь сжалится над нами и съест ее! А что, это дурно, что мы ни капельки не расстраиваемся? Никто ему не ответил.
Я спрашиваю вас, дорогие читатели, что бы вы сделали в таком щекотливом положении?
Ведь я уже спас эту тетку один раз, а морры куда хуже, чем клипдассы, которые, вообще говоря, довольно добрые… Может, это для тетки Хемулихи только небольшая перемена обстановки? Может, они ей только немного подгрызут физиономию и от этого вид у нее станет более приятный? Как вы думаете?
Что бы там ни было, солнце светило по-прежнему, а мы драили палубу (она стала совсем клейкой от нашествия клипдасс) и прихлебывали хороший черный кофе. «Морской оркестр» скользил среди бесчисленных островков.
— Им когда-нибудь будет конец? — спросил я. — Куда мы приплывем потом?
— Куда-нибудь… или так… никуда, — произнес Юксаре, набивая свою трубку. — И зачем? Ведь нам и здесь хорошо?
Не буду отрицать, что нам было хорошо, но я стремился дальше! Мне хотелось чего-нибудь новенького. Что угодно, но только пусть что-нибудь случится (конечно, кроме нашествия хемулей).
У меня было ужасное ощущение, что все великие приключения непрерывно случаются, сменяя друг друга, где-то там, где меня нет. Необычайные приключения, которые никогда больше не повторятся. Я торопился, ужасно торопился! Стоя на носу, я нетерпеливо вглядывался в будущее, осваивая результаты Опыта, который успел уже приобрести. Их было пока семь. Вот какие:
1. Следи за тем, чтобы дети муми-троллей рождались в благоприятный с точки зрения астрологии момент, и обеспечь им романтическое вступление в мир. (Положительный пример: мой талант. Отрицательный: хозяйственная сумка.)
2. Не рассказывай о хемулях тем, кто торопится. (Положительный пример: Фредриксон. Отрицательный: Ежиха.)
3. Никогда не знаешь, что может попасть в сеть! (Положительный пример: анероид Фредриксона.)
4. Никогда не крась вещи только потому, что у тебя осталась краска. (Отрицательный пример: банка Шнырька.)
5. Не бойся никого, даже если этот кто-то очень большой. (Положительный пример: дронт Эдвард.)
6. Будь храбрым, даже если ты маленький. (Положительный пример: я.)
7. Прежде чем кого-нибудь спасать, выясни, кого ты спасаешь! (Отрицательный пример: тетка Хемулихи.)
Пока я обдумывал все эти важные истины, пароход миновал последний островок; сердце внезапно подскочило у меня в груди, и я воскликнул:
— Фредриксон! Впереди — море!
Наконец Что-то случилось! Прямо передо мной — сверкающее, лазурное, сказочное море!
— Оно слишком большое! — захныкал Шнырек и заполз в свою банку. — Извините, но у меня болят глаза, и я не знаю, что и думать!
— Зато оно голубое и мягкое! — закричал Юксаре. — Давайте поплывем туда и будем только спать, качаясь на волнах, и никогда никуда не вернемся…
— Как хатифнатты? — спросил Фредриксон.
— Кто, кто? — поинтересовался я.
— Хатифнатты, — повторил Фредриксон. — Они только и знают, что плывут да плывут… Нет им покоя.
— Вот именно! — обрадовался Юксаре. — И никогда не спят, они спать не могут. Они не могут даже говорить, они только стремятся доплыть до горизонта.
— И удалось это кому-нибудь из них? — полюбопытствовал я.
— Этого никто не знает, — пожал плечами Юксаре.
Мы встали на якорь у скалистого берега. Даже сегодня мурашки пробегают у меня по спине, когда я шепчу про себя: «Мы встали на якорь у скалистого берега… Впервые в жизни видел я рыжие скалы и прозрачных медуз; это удивительно маленькие, похожие на прозрачные зонтики существа, способные дышать и двигаться».
Мы вышли на берег — собирать ракушки. Хоть Фредриксон и уверял, он, мол, хочет обследовать место стоянки судна, что-то подсказывало мне: и он втайне заинтересовался ракушками. Прибрежные скалы перемежались с песчаными бережками, и камешки здесь лежали совершенно гладкие и круглые, как мячик, или вытянутые, как яйца.
Вода была такой чистой и прозрачной, что под ее зеленоватой толщей просматривалось волнистое песчаное дно. Скалы нагрелись от солнца. Ветер улегся, и на горизонте не было ничего, кроме светлой водной глади.
Огромный мир казался мне в ту пору беспредельным, а все маленькое куда более приятным, чем сейчас. Все маленькое было моим, не знаю, понятно ли вам, что я имею в виду… И как раз в эту минуту мне в голову пришла новая важная мысль.
Любовь муми-троллей к морю, должно быть, врожденная, и я с удовлетворением вижу, как она пробуждается и в моем сыне.
Но, дорогой читатель, согласитесь, что суша вызывает у нас еще более сильное восхищение.
Когда плывешь по морю, горизонт представляется бесконечным и непоколебимым. Нормальные же муми-тролли больше всего любят переменчивое и причудливое, неожиданное и своеобразное: берег, который и земля и вода, солнечный заход, который и мрак и свет, и весну, которая и холод и тепло.