Подарки фей - Страница 37

Подробности

Категория: Редьярд Киплинг

– Прошу прощения, сэр, – приподнялся Пак, – но это еще не все. Помните, что сказал Меон в самом конце?
И не дожидаясь ответа, он повернулся к детям:
– Меон созвал в усадьбу всех своих рыбаков, пастухов, и пахарей, и домашних слуг… «Слушайте! – сказал он им. – Ровно двое суток назад я спросил господина епископа: хорошо ли будет, если человек в минуту опасности предаст веру своих отцов? И его преосвященство сказал: нет, это будет нехорошо. Да не вопите же так, вы ведь теперь христиане! Спросите гребцов на красной боевой ладье – и они вам расскажут, как близки мы все трое были к смерти, когда Пэдда привел их на островок. Но даже там – на голой, мокрой скале – на краю гибели! – христианский епископ сказал мне, язычнику: останься верен отцовским богам. И теперь я говорю вам: вера, которая осуждает предательство, даже если ценой предательства ты спасешь свою душу, – это правильная вера. И вот я уверовал в христианского Бога, и в епископа Уилфрида, и в его святую Церковь.
По приказу короля все вы приняли крещение, и я не пошлю вас креститься заново. Но предупреждаю: если еще хоть одна старуха отправится к Вотану, или девушки тайком затеют пляски в честь Бальдра, или кто-нибудь станет поминать Тора, Локи и прочих, – я сам, своими руками накажу ослушника. Я научу вас хранить верность христианскому Богу! Теперь ступайте на берег, только без шума – я велел зажарить для вас пару быков».
Ну, тут они завопили «Ур-ра!» – что означает «С нами Тор!» – а вы, сэр, насколько я помню, засмеялись?
– Ты помнишь больше моего, – улыбнулся архиепископ. – Поистине, то был счастливый день. И я многому научился там, на скалах, где обнаружил нас Пэдда… Да-да! Нужно быть добрым со всякой Божьей тварью – и терпеливым с ее хозяином. Но понимаешь это слишком поздно.
Он поднялся, и шитые золотом рукава сутаны тяжело зашуршали.
Орган запыхтел, будто пробуя вздохнуть поглубже.
– Вот сейчас, сэр, – зашептал Дан, – будет самая торжественная песня! Для нее нужно накачать побольше воздуха… Она поется по-латыни.
– Святая Церковь не знает иного наречия, – отозвался архиепископ.
– Это не настоящий церковный гимн, – пояснила Уна. – Это она играет так, для удовольствия, когда закончит свои упражнения. Она вообще-то не органистка, просто приезжает сюда позаниматься – из самого Альберт-Холла.
– О, что за дивный голос! – воскликнул архиепископ.
Голос был высокий и чистый, он точно вырвался из-под темного свода разрозненных звуков, и каждое слово звенело ясно и отчетливо:
Dies Irae, dies illa,
Solvet saeclum in favilla,
Teste David cum Sibylla.
Архиепископ подался вперед и затаил дыхание.
Теперь снова звучал один орган.
– Он как будто втягивает в себя весь свет из окон, – прошептала Уна.
– А мне кажется, это кони ржут во время битвы, – шепнул ей Дан.
Голос почти закричал:
Tuba mirum spargens sonum
Per sepulchra regionum.
Все ниже, все глубже опускался звук органа, но еще басистее самой басовой ноты прозвучал гулкий голос Пака, пророкотавший последнюю строку:
Coget omnes ante thronum.
И пока они удивленно озирались по сторонам – звук был такой, будто заколебалась ближайшая колонна – маленькая фигурка повернулась и вышла из церкви через южный портал.
– А теперь будет грустная часть, но она такая красивая… – тут Уна обнаружила, что обращается к пустому креслу.
– С кем это ты говоришь? – обернулся к ней Дан. – Да еще так вежливо!
– Сама не знаю… я думала… – растерялась Уна. – Вот смешно!
– И ничего смешного. Давай слушай свое любимое место, – проворчал Дан.
Теперь музыка звучала мягко: она как будто наполнилась легкими, воздушными нотками, порхавшими друг за дружкой в широком потоке главной мелодии. Но голос – голос был еще прекраснее музыки!
Recordare Jesu pie,
Quod sum causa Tuae viae,
Ne me perdas illâ die!
И все смолкло. Дети вышли на середину церкви.
– Это вы? – окликнула их прийзжая леди, закрывая крышку органа. – Я так и подумала, что вы здесь, и нарочно это сыграла.
– Огромное спасибо! – сказал Дан. – А мы так и думали, что вы сыграете, и нарочно остались ждать. Ну, пошли, Уна – не то опоздаем к обеду.

Песня гребцов на красной боевой ладье

Спускай! Толкай от причала!
Греби! Навались дружней!
Давно нас так не качало,
Едва справляемся с ней!
Ревут ветра на просторе,
Ни зги не видать нигде,
И все ж мы выходим в море:
Наш господин в беде.
А мы и в лихую годину
Ненастья или войны
Верны своему господину
И клятве своей верны.
Должно быть, сердится О́дин
И боги – все как один,
Должно быть, стал неугоден
Им дерзкий наш господин.
Должно быть, себе на горе,
Бывалые моряки,
В отлив мы выходим в море
Своим богам вопреки.
На гребень волны студеной —
И под гору, с высоты,
И ветер пеной соленой
Нам хлещет в глаза и рты.
В размокшем своем корыте
Взлетаем под небосвод…
Эй, там, на руле! Держите!
Иначе перевернет!
Сам Тор свой огненный молот
Заносит в небе ночном —
И надвое мрак расколот,
И грозно грохочет гром,
И с каждой промашкой злее
Рычит небесный кузнец…
Гребите, рук не жалея,
Иначе нам всем конец!
Эй, Тор, повелитель грома,
Напрасно не грохочи!
Могли бы сидеть мы дома
В кромешной этой ночи.
Ни славы и ни поживы
Не словим в морской воде —
Лишь помним, покуда живы,
Что наш господин в беде.
А мы и в лихую годину —
От кормчего до гребца —
Верны своему господину,
Как водится, до конца.
Яритесь, древние боги,
Вздымайте злую волну,
Но мы не свернем с дороги,
Пока не пойдем ко дну.
Молиться да трусить – полно!
Беритесь за черпаки!
Эй, кто говорит, что волны
Уже не так высоки?
…С одежды вода стекает,
Ладони растерты в кровь,
Зато ураган стихает
И небо светлеет вновь.
Вот ночка! Не держат ноги!
Но крепок в бочонке мед,
И с ветром нам по дороге,
И парус не подведет.
Не зря в лихую годину
В неверной морской дали
Мы были верны господину —
И боги нам помогли!