Подарки фей - Страница 40

Подробности

Категория: Редьярд Киплинг

И он расхохотался, она тоже, да и я вслед за ними. Так мы стояли под дождем, все трое, сотрясаясь от беспричинного смеха, пока нам не полегчало. В медицине это называется истерическим припадком… А потом они повели меня к себе.
– Отчего же ты, Ник, не пошел к своему родственнику в Грейт-Уигселл? – поинтересовался Пак. – Это ведь милях в семи, не больше.
– Но чума была не там, а здесь, – мистер Калпепер показал на вершину холма. – Разве мог я уйти отсюда?
– А как звали детей священника? – спросила Уна.
– Элизабет, Алисон, Стивен и младенец Чарльз. Сначала я их почти не видел, потому что поселился вместе с их отцом в каретном сарае. А мать мы оставили в доме, с ребятишками, и не позволяли ей ухаживать за нами: ей и без того досталось.
А теперь, добрые люди, с вашего позволения, я разъясню свою мысль поподробнее. Больше всего больных было на северной стороне улицы, чему, несомненно, способствовал недостаток солнечного света. Оный же свет, исходящий из primum mobile, или источника жизни (я говорю с точки зрения астрологии), оказывает на все вокруг в высшей степени очищающее воздействие. Чума свирепствовала также вокруг лавки, где торговали зерном в розницу, и на обеих водяных мельницах, и еще в нескольких местах, кроме кузни. Возьмите это себе на заметку!
Известно, что кузнецам и оружейникам покровительствует Марс, тогда как торговцы зерном, а также мясом и винами, признают своей госпожою Венеру. Никто не заболел в доме кузнеца на Мандиз-Лейн…
– Мандиз-Лейн? – подпрыгнул Дан. – Так это здесь, в нашей деревне? Я так и подумал, когда вы сказали про обе мельницы. А куда у нас выставляли чумной камень? Вот бы на него посмотреть!
– Ну так смотри, – усмехнулся Пак и показал на поилку возле входа в сарай, где они оставили свои фонари. Это было продолговатое, грубо обтесанное каменное корытце, формой напоминавшее кухонную раковину. Хозяйственный Филлипс, у которого все шло в дело, отыскал его где-то в канаве и приспособил для своих ненаглядных курочек.
– Вот это? – хором спросили дети и замерли, уставившись на замечательный камень…
Мистер Калпепер нетерпеливо покашлял и наконец решил продолжать.
– Я разъясняю все это столь подробно, добрые люди, чтобы вы могли следовать за ходом моих рассуждений. Чума, с которой пришлось мне столкнуться в Оксфордшире, была, повторяю, водянистой и влажной, как тамошний край, и лечить ее нужно было холодной водицей. Но здешняя чума была по природе совсем иною: она хоть и лютовала возле воды – на обеих мельницах никого в живых не осталось! – но бороться с ней нужно было иначе. И вот я… кхем… зашел в тупик.
– А что поделывали тем временем твои больные? – поинтересовался Пак.
– Мы уговорили тех, кто жил по северной стороне, покинуть свои дома и расположиться прямо под открытым небом, на Хитрэмовом поле. В тех домах, где хворал пока лишь один или двое, хозяева еще цеплялись за свое добро и ни за что не соглашались уйти и оставить все без присмотра. Вдруг украдут? Им легче было умереть!
– Такова человеческая натура, – философски заметил Пак. – Видывал и я подобные вещи… Ну а те, кто оказался в чистом поле, – они как, поправлялись?
– Из этих умерли немногие, не то что в домах, да и те не от чумы, а больше от помрачения рассудка и меланхолии. Но я должен признаться, добрые люди, что мне никак не удавалось остановить поветрие или хотя бы распознать его природу и принадлежность. По правде говоря, я не мог понять, откуда исходит это безликое зло, и в конце концов решился на то, что – кхем! – следовало предпринять с самого начала.
Я отбросил все прежние догадки и предположения, выбрал благоприятный час по Астрологическому календарю, прикрыл рот и нос тряпочкой, смоченной в уксусе, и стал по очереди входить в опустошенные смертью дома, ожидая, что звезды укажут мне путь.
– И тебе не было страшно идти туда ночью? – спросил его Пак.
– Я надеялся, что Господь, наделивший человека столь благородною жаждой к раскрытию тайн мироздания, – что Он пощадит смиренного искателя истин… И вот, спустя некоторое время (ибо, повторяю, всему на свете свое время!), на каком-то чердаке заметил я белую крысу – распухшую, в струпьях, – что сидела под слуховым оконцем. А в оконце светила сама госпожа Луна, направляясь на встречу со своим всегдашним союзником, старым холодным Сатурном. И вдруг эта крыса вползла в полосу лунного света – и там на моих глазах околела. Затем откуда-то выполз ее родственник или супруг, улегся рядом с нею и тоже испустил дух. Наконец, незадолго до полуночи, появилась третья крыса – и тотчас издохла, как и первые две: под окошком, в лунном луче.
Все это повергло меня в недоумение, ибо, как мы знаем, свет Луны не является пагубным, но скорее благодетельным для всех подвластных ей тварей. За нее к тому же стоял Сатурн – эти двое всегда заодно! – и могущество ее росло с каждым часом. И тем не менее все три крысы были умерщвлены прямо на виду у своей владычицы. Я высунулся из окна, чтобы посмотреть, не сражается ли на нашей стороне какое-нибудь из небесных светил. И там, над самым горизонтом, грозно сверкал воинственный Марс – старый, верный Марс! – совершенно багровый от гнева. Я вылез на крышу и уселся верхом, чтобы лучше видеть.
В это время внизу проходил Джек Маргет: он шел утешать больных на Хитрэмовом поле. У меня из-под ноги сорвалась черепица, и Джек поднял голову.
– Что новенького, дозорный? – уныло спросил он.
– Не падай духом, Джек! – говорю я ему. – Сдается мне, кое-кто держит нашу сторону в этой схватке, а я-то, глупец, и не вспомнил о нем за все лето!
Я, разумеется, имел в виду планету Марс.
– Так молись же Ему! – отвечает Джек. – Я тоже совсем позабыл Его в это лето…
Он, конечно, имел в виду Всевышнего. Джек все время корил себя за то, что примкнул к королевскому войску и позабыл Бога и свою паству. Я крикнул ему с крыши, что он давно уже искупил свой грех, ухаживая за больными, но он сказал, что не поверит в это, пока чума не оставит нас в покое. Бедный Джек совсем обессилел, не столько от работы, сколько от черной меланхолии. Так бывает порой со священниками, а также с людьми веселого нрава. Я немедля спустился вниз и заставил его выпить полкружки лекарственной водицы, которая хоть и не исцеляет от чумы, зато отменно помогает от тяжести на сердце.
– Что же это за лекарство? – полюбопытствовал Дан.
– Туда входит очищенный бренди, камфара, кардамон, имбирь, два вида перца и анис.
– Ух ты, – присвистнул Пак, – ничего себе водичка!
– Джек храбро проглотил свою порцию, а когда прокашлялся и отдышался, пошел проводить меня под горку, на нижнюю мельницу. Я намеревался оттуда понаблюдать за соотношением сил в небесах. Я начал уже смутно представлять себе причину недуга, а вместе с нею и необходимое средство, но не собирался пока делиться своими соображениями с кем-то из непосвященных. Я должен был сам во всем убедиться. Успех всякого предприятия зависит от верности суждений, которой невозможно достичь без – кхем! – глубоких и точных познаний… Словом, Джек со своим фонарем отправился наконец на Хитрэмово поле, чтобы вести там богослужение по старинке, хотя Кромвель совершенно справедливо объявил так называемую Церковь вне закона.
– Вот ты бы и сообщил об этом своему родственнику в Грейт-Уигселл, – вмешался Пак. – Тогда бы Джека оштрафовали, а половину штрафа – тебе. Ты что ж это пренебрег своим долгом, Ник?
Мистер Калпепер засмеялся, впервые за весь вечер, и дети подпрыгнули от неожиданности: уж очень это походило на лошадиное ржание.
– В те дни мы не страшились людского суда, – ответил он Паку. – А теперь, добрые люди, слушайте хорошенько, ибо тут-то и начинается самое замечательное!
Когда я добрался до опустевшей мельницы, старый Сатурн стоял низко в созвездии Рыб, угрожая оттуда скрытому за горизонтом Солнцу. Госпожа Луна спешила на помощь к Сатурну (разумеется, в астрологическом смысле). Я устремил свой взор в небеса и вознес молитву к их Создателю, чтобы Он просветил меня. В это время багровый Марс опустился за горизонт – и в ту же минуту над самой его головой сверкнул метеор и рассыпался искрами в темном небе, точно Марс воздел на прощанье свой огненный меч. Петухи в долине возвестили полночь, и я без сил опустился у мельничного колеса, покусывая стебелек мяты (хоть это трава Венеры) и величая себя последним ослом… Теперь-то все разъяснилось!
– Что разъяснилось? – переспросила Уна.
– Истинная причина поветрия – а стало быть, и средство к спасенью. Марс, благородный воин, сражался за нас до конца. Он хоть и не отличался особым могуществом (почему я сперва и не принял его в расчет), зато постоянством превосходил остальные светила. Иначе говоря, он был виден на небе – пусть ненадолго – каждую ночь в течение целого года. И вот его очищающее, огненное влияние простерлось до самого царства холодной Луны и умертвило трех подвластных ей тварей прямо под носом у их госпожи. Доводилось мне и прежде наблюдать, как Марс, прикрывшись щитом, издалека наносил удары своей ненавистнице, но впервые на моей памяти он разил столь метко!
– Я ничего не понимаю, – пожаловалась Уна. – Вы хотите сказать, что Марс убил этих крыс из ненависти к Луне?
– Ну, это-то ясно как день, – отозвался мистер Калпепер. – И более того! Почему болезнь обошла стороною дом кузнеца? Потому что, повторяю, кузнечному ремеслу покровительствует Марс, и он строго следит, чтобы в кузнях и вокруг них не заводились мелкие твари, коими правит Луна. Но значит ли это, что доблестный Марс готов спускаться на землю и ловить мышей ради нашего с вами спасенья? Нет уж, как говорится, много чести! Вот вам и смысл давешней огненнохвостой кометы:
«Бейте и жгите тварей, что служат Луне, ибо в них – корень вашего злосчастья! Я указал вам путь, а дальше действуйте сами».
– Неужели Марс так прямо и сказал? – прошептала Уна.
– Он и больше сказал – для того, кто умеет слушать. Во всяком случае, он дал мне понять, что заразу разносят именно эти твари, а виновница наших бедствий – сама госпожа Луна. И уже мое собственное скудное разумение подсказало мне остальное. Я, Ник Калпепер, был теперь в ответе за всех жителей деревни. Но я знал: Провидение на моей стороне и нельзя терять ни минуты.
Я ворвался на Хитрэмово поле посреди богослужения.