Адам и Отка - Богумил Ржига - Страница 9

Подробности

Категория: Зарубежные писатели

Адам и Отка (повесть)

26

Вечером дети быстро отправляются спать, но сон не приходит, Да это и понятно, после такого беспокойного шумного дня. Они ведь знакомились с Прагой и побывали даже в аэропорту. Для того чтобы детям уснуть, им требуется вспомнить что-то очень привычное, что-то совершенно домашнее, чтобы они успокоились.
— Ты помнишь, Адам?
— Что?
— Как мы с Азором подбирались к беличьему гнезду.
— К тому дубу у леса?
— Ну да. Ох, тогда я и есть хотела!
— Помню.
— А какая тогда была погода?
— Страшный ветер.
— Да-да, помню. Азор тогда упал с первой же ветки.
— И заскулил.
— Он ведь почти как человек.
— А наша кошка тоже.
— Как охота погладить Азора!
— А я бы лучше погладил кошку.
И дети поглаживают одеяло, а это значит, что они скоро уснут. Адам почти уже совсем спит, а Отка только начинает дремать. Её гложет одна забота. Может, и зря, но всё-таки гложет.
— Адам?
— Чего тебе?
— Ты думаешь, Владя будет больше, чем наш Яхимек?
— Как же он может быть больше, когда он ещё не родился?
— А может, будет лучше нашего Яхимки?
— Ну, скажешь тоже! — рассердился Адам и даже приподнял голову. — Разве может быть кто-нибудь лучше нашего Яхимки?
— Конечно, нет, — вздыхает Отка и засыпает.
Адам думает, а ведь Отка умная девочка, во всяком случае для своих шести лет умная. Ну конечно, с ним, Адамом, ей пока не сравниться. Адам уже знает, как люди на свете живут. Не только дети, но и взрослые. Он всегда представляет себе, что бы сказал или сделал отец или дядя Сук на его месте, и потому он почти не ошибается. Эти мысли успокаивают Адама, он доволен сам собой и наконец засыпает.

27

Утром квартира Суковых выглядит как после землетрясения. Вся одежда на спинках стульев, все шкафы раскрыты, ящики выдвинуты, ковры перевёрнуты, кругом какие-то свёртки с едой и раскрытые чемоданы. Тётка бегает по квартире не останавливаясь, она волнуется, а рядом вышагивает хладнокровный дядя. Оба выглядят совершенно иначе, чем всегда. Отка их буквально не узнаёт. И Адам замечает в них что-то новое, только не знает что. Отке кажется, что тётя помолодела лет на десять. На ней короткая юбка и красивая кофта. Губы накрашены ярче, чем всегда, лицо покрыто кремом, и волосы причёсаны по-модному. И голос у неё стал немножко выше и мягче, как это бывает у молодых людей. Да и дядя тоже переменился, и немало. Он даже сбрил усы. И вообще, побрился так усердно и тщательно, что не видно ни одного волоска. На это обратил внимание и Адам и подумал: к чему бы всё это?

Размышляя дальше, Адам должен был признать, что бритый дядя гораздо моложе, чем дядя с усами, и вид у него более весёлый. Да, вместе с усами у него исчезло с лица печальное выражение. Так что в глубине души Адам одобрил этот поступок дяди. У самого Адама усы ещё не растут. Но если вдруг начнут расти, он сразу же будет их брить. Зачем ему в свои десять или даже в одиннадцать лет выглядеть как дедушка? Тётя наконец зовёт детей на кухню.
— Итак, дети… — начинает она торжественно и на миг замолкает.
Дети чувствуют торжественность минуты и смотрят ей в рот.
— Сегодня мы станем родителями.
— Как мама, ты красивее, чем когда была просто нашей тётей, — дипломатично замечает Отка. Глаза у неё светятся, будто у ласочки, и она гладит тётку по руке.
— Дяде это тоже идёт, — добавляет Адам.
— Мы поедем с отцом на Мораву и вернёмся завтра с нашим ребёночком.
— На Мораву? — удивилась Отка.
— На Мораву? — не меньше удивился Адам.
— Одна мама уступает нам своего сыночка. У неё уже пятеро детей, и своего шестого она отдаёт нам.
— Пятеро детей для одной семьи хватает, — рассуждает Отка.
— Владя будет нашим приёмным сыном, но он об этом не узнает, вы должны мне сейчас пообещать, что никогда об этом ему не скажете.
— Ну, тётя, это же разумеется само собой, — успокаивает её Адам.
— А я лучше об этом вообще забуду, — говорит Отка.
— Что ж, это ещё лучше, — соглашается тётка. — Мы его привезём и тут же все сразу забудем, что он с Моравы. С самого начала он будет наш.
— А что нам делать, пока вы не вернётесь? — интересуется Адам.
— Можете пойти и посмотреть Пражский град.
— Вот было бы здорово!
— А можете сходить к Прокопу на Петршин, — говорит тетка. Прокоп — двоюродный брат детей из Выкани.
— Но смотрите не заблудитесь и не попадите под машину, вы ведь знаете, какое здесь движение.
— Да, мы уже видели, — соглашается Отка.
— Но мы уже привыкли, — смеётся Адам.
— И смотрите, чтобы ни один из вас не потерялся.
— Мне больше не хочется теряться, — заявляет Отка.
— И мне тоже.
— Еда в холодильнике, постели останутся разостланными, окна оставьте открытыми. Вы ведь знаете: кран надо закрывать, не открывайте газ, в квартиру никого не впускайте. Ясно?
— Ну хватит договариваться, — говорит дядя. — Тётя, на старт!
— Тётя, на старт! — повторяет Адам.
— Тётя, на старт! — смеётся Отка.

28

Пан Венцл в Пражский град детей одних не отпустил. Как такое им могло прийти в голову! Вот он закончит с часами, вставит колёсико, чтобы оно не потерялось, и пойдёт с ними. В Пражский град он ходит часто и всё им там покажет.
— Хорошо, — согласились дети.
Адам смотрит на его ловкие пальцы и говорит:
— Пан Венцл, вы, наверное, здорово разбираетесь в часах!
— Ты думаешь? — смеётся пан Венцл.
— А что вы ещё умеете?
— Да больше ничего.
— Ну, наверное, ещё что-нибудь умеете.
— Умею жить в городе.
— А что это значит?
— Это значит: помнить лица и уметь знакомиться.
— Но это мы в деревне тоже умеем, — говорит Отка. Она не видит в этом ничего особенного.
— Ну, я не знаю, — говорит старый часовщик. — Может быть, и умеете, но докажите мне это здесь, в Праге.
— Попробуем, Адам?
— Ну давай, — соглашается Адам.
Они идут пешком через Погоржелец, и с Градчанской площади перед ними открывается Пражский град.
Чехи строили свой кремль в течение тысячелетия. Здесь увековечены труд и фантазия давних художников и ремесленников. Ворота, кованая решётка, мощёный двор, остроконечные крыши храма святого Витта, стрелы башен храма святого Иржи. Дети сразу же поняли, что это и есть Пражский град. Тут уж не ошибёшься.
Только вот Отку больше, чем ворота в Пражский град, интересуют солдаты, которые здесь стоят. На глазах у них чёрные очки, и стоят они совершенно неподвижно. Может, не моргают даже. А ведь должны были бы, потому что без сомнения они живые. И вот Отка решает с одним из них познакомиться поближе. Она покажет сейчас пану Венцлу, на что способна девочка из Выкани. Отка подходит к солдату, осматривает его с головы до ног, от синей фуражки до вычищенных ботинок, и говорит:
— Ты куда смотришь?
Солдат ни слова.
— Ты что, не видишь меня?
Солдат опять молчит, не улыбнётся.
— Да посмотри получше, я здесь, перед тобой.
Солдат и бровью не ведёт, стоит будто статуя. Отка, разочарованная, возвращается к Адаму и к пану Венцлу. Она убеждена, что всему виной чёрные очки. Ведь солдат ничего не видит через них, и потому Отке не удалось с ним познакомиться. Пан Венцл вздыхает, а Адам смеётся. «Вот глупый, — думает Отка, — и чего он смеётся». И даже наступает ему на ногу. Адам незаметно для пана Венцла даёт ей подзатыльник.

Потом они идут дальше. В другом дворе часовенка и чудесный фонтан. В третьем дворе перед ними вырастает храм святого Витта. Ребята задирают голову, чтобы увидеть его остроконечные башни. И как только удалось всё это построить? Отка ещё интересуется; не вьют ли там наверху свои гнёзда ласточки? Адам, тот считает, что скорее уж летучие мыши. Отка снова делает попытку с кем-то познакомиться. На этот раз с белокурой женщиной, которая ей понравилась. Только женщина почему-то отвечает на незнакомом языке, и Отка её не понимает. Теперь Отка начинает верить, что завести знакомство в Праге не так легко, как ей казалось.
Мимо них проходит долговязый мальчишка и исчезает под аркой, ведущей на другой двор. Адам вздрагивает. Мальчишка с бледным лицом и чёрными волосами. Шара? Да, наверное, это он. У Адама с быстротой молнии мелькает мысль, что сегодня утром он не брался за гантели. Но он тут же успокаивается: разве он не набрался сил вчера во время вчерашней тренировки?
— Подождите меня, — говорит он пану Венцлу и Отке. — Я сейчас вернусь.
— Что случилось?
— Да я увидел здесь одного знакомого.
— Адам хорошо запоминает лица, — замечает пан Венцл, и Отку это замечание задевает. Пан Венцл, правда, не сказал, что Отка лиц не запоминает и в Праге не может ни с кем познакомиться, но и в похвале Адаму она чувствует намёк на свою неловкость.
Только пан Венцл, оказывается, неправ. Адам догоняет мальчишку, загораживает ему дорогу, но едва тот ему бросает: «А ну, отойди», как Адам сразу же отходит. Это вовсе не Шара, а совсем другой мальчик, и вовсе даже не похож на него. Адам возвращается ни с чем, явно раздосадованный. Всем всё ясно. Всё написано у него на лице. Но Адам всё-таки вслух признаётся в своей ошибке: вместо знакомого он остановил незнакомого.
— Да не расстраивайся, — успокаивает его Отка, — здесь всё по-другому. Не так, как у нас на Выкани. А больше всего мне нравится, что на Граде все ходят пешком.
— Да, конечно, — ворчит Адам.
— Дети, пойдёмте, мы ещё ничего как следует не осмотрели, — говорит пан Венцл и ведёт детей в храм святого Витта.