Клоун Иван Бултых - СПРАВКА

Подробности

Категория: Эдуард Успенский

Клоун Иван Бултых (повесть)

СПРАВКА

Авторами «Секретного письма Деду Морозу» оказались Ред и Калошин. И оба дали согласие на распространение омского варианта. Это узнал Топилин. Мелочь, а приятно.

ГЛАВА N + 18
(Последняя из списка благодарностей и выговоров)

Дожили! Мне стали пятерки ставить. И кто? Родные бабушки, которые иначе как бестолочью никогда меня не называли. Ну что ж! Кто бы спорил. А я похвалой не избалован. Спасибо тебе, бабушка Вера Петровна! Служу Советскому Союзу! Только это ведь работа моя. Я к себе строже.
Но сам бы себе я поставил пятерку всего лишь за одно дело – одно необычное и внепрограммное выступление. Собственно, за него я и получил БЛАГОДАРНОСТЬ от персонала детской больницы поселка Кубинское.
Мы там были на гастролях маленькой группой. Я да Топилин, еще один иллюзионист с женой и два гимнаста. Выступали по клубам.
При переезде в этот поселок смешная история вышла. Ехать надо было восемь часов. Поездом. Ехать днем. Топилин и говорит:
– Зачем лишние деньги тратить? Возьмем четыре билета. Остальные войдут как провожающие и останутся. Спать-то не надо. Все равно все будут в одном купе толочься.
Остальные говорят:
– А если контроль?
– Подумаешь. Под скамейку можно залезть. Или в вагон-ресторан уйти.
Один гимнаст – верхний – Топилина поддержал. Остальные согласились при условии, что не им сидеть под скамейкой. Так и поехали.
Билеты покупал я. И когда контроль замаячил, все ко мне бросились сообщать. Я Топилину и гимнасту знак подал. Они – под лавку, как договорились… Сидят они там и слышат:
– А почему это вас здесь четверо, а билетов шесть? Где еще двое?
– Они у нас застенчивые. Под лавкой сидят.
Контролер не поверил, решил посмотреть. Открыл, а там Топилин. А из-под другой гимнаст выбрался.
– И вот так, – говорю, – каждый раз. Как чужой голос заслышат, сразу прячутся. Мучение с ними.
Контролер отвечает:
– Ну, если они такие застенчивые, пусть там и сидят. Зря вы на них билеты брали. Под лавкой они никому не мешают. Могли бы и так ехать. Бесплатно, как чемоданы.
Меня словно кто-то под руку толкает:
– А мы и не брали. Это я два билета с предыдущего рейса подложил.
Тут уже контроль запутался. С одной стороны, разрешил бесплатно ехать, а с другой – в крови у них хватать безбилетников. И не знает он, как ему быть. На части разрывается. И я не знаю, как быть. И каждый раз вокруг меня так получается.
Но дело не в этом. Доехали мы, поселились. И вдруг в гостиницу к нам прибегает молодая женщина в халате белом и Христом Богом просит прислать к ним в детскую больницу клоуна.
Я говорю:
– Спасибо, у нас все клоуны здоровы. Но, оказывается, не до шуток. У них шли две операции. Вдруг свет в районе выключили. Пришлось ребят срочно в другую больницу перевозить – в палату они не вернулись. И слух прошел, что два мальчика умерли.
Родители сбежались. Дети расстроились. На врачей глядеть не хотят. Лекарства не принимают. Уколы делать не дают. Лечить в такой атмосфере бессмысленно, надо их рассмешить.
– А вы кто будете?
– Я – педагог при больнице.
– Ну, хорошо, – говорю. – Мы сейчас одеваться начнем. А вы своим позвоните, пусть карету вышлют.
– Да больница здесь за углом. Идти два шага.
– Это вам два шага. А нам в клоунских нарядах не меньше двух часов. Все дети города сбегутся. И потом карета для дела нужна. Для зрелищности. И санитаров пусть пришлют поздоровее. Им придется нас по этажам таскать.
Она пошла звонить. Мы с Топилиным стали одеваться. Тут выяснилось, что санитары не требуются – к нам гимнасты присоединились…
Ребята в больнице через полчаса увидели сквозь окна такую картину. Едет «скорая помощь». На капоте сидит Топилин с трубой и трубит во всю мощь! Сирена ему подыгрывает.
Машина делает круг почета вокруг корпуса. Топилин открывает заднюю дверцу, и санитары вытаскивают на носилках меня. Но лицами они стоят в разные стороны, как Тяни-Толкай. И тянут каждый в свою сторону. Ни с места!
Они носилки положили, обежали вокруг и снова взялись за ручки. В этот раз лицом к лицу. Сердятся санитары, друг другу кулаки показывают. А я то одного, то другого незаметно ногой толк. Вот и драка началась.
Наши гимнасты свой цирковой этюд исполнили в легкой походной форме. И кувыркались они, и падали, а вся больница в окна смотрела. Как в древние времена во время древних манифестаций.
Потом верхнего гимнаста в карету затолкали, а Топилин вместе с нижним меня в корпус понесли.
Я же – просто загляденье! Парик рыжий! Шкаф-пиджак на мне. Ботинки впору на валенки надевать! Зонтик и саквояж со мною. Лежу на носилках, играю на дудочке. И ботинками сам себе дирижирую.
Внесли меня в самую большую палату. Круг почета сделали (разумеется, меня два раза вывалили), у носилок ножки откинули и поставили их, как кровать.
Гимнаст и Топилин встали почетным караулом, а я работать начал. Не торопясь, чтобы из других палат ребята пришли.
Я сел на носилках и стал кричать:
– Дорогие товарищи больные! Привет всем аппендицитникам! Всем страдальцам с воспалением среднего уха! Долгих лет жизни искателям приключений на свою шею, на свои руки и ноги! Поскорей им выпрыгнуть из гипса! И особый почет и уважение шлепнутым детям из нервного отделения! Я сам такой же!
Топилин стоит рядом и кричит в рифму:
– Привет врачам и практикантам, больным, а также симулянтам!
Тут же новый взбадривающий лозунг:
– Кто не ломал ни разу ногу, того мы не возьмем в дорогу!
Я решил тоже не отставать и рявкнул:
– Кто болеет много дней, тот становится умней!
Вдруг и нижний гимнаст завелся. А чем он хуже? Как заорет:
– Кто в больнице не лежал, тот и счастья не видал.
Перебрал он явно. Бывали и обратные случаи. Мы с Топилиным чуть не поплыли.
Дальше я из носилок выбрался, вылез из ботинок и стал ноги вытирать о коврик. В носках. Снова в ботинки влез и иду вдоль стенки – ищу коврик для рук. Дети заулыбались.
– А что вы смеетесь? Балды. В каждом приличном доме бывает коврик для рук.
Его полотенцем зовут. А еще бывает коврик для носа. Его с собой носят. Под видом носового платка.
Вдруг я встал как вкопанный.
– А уколы у вас делают?
– Конечно.
– Так. А куда колют?
Ребята простые, небалованные. Отвечают ясно и просто:
– В жопу.
– Понятно. И кто последний?
– Никого нет.
– Так не бывает. Если есть уколы, должна быть очередь. Давно я уколов не пробовал. Я люблю уколы, например, из пива. Или такие красные уколы с газированной водой и сиропом.
– У нас таких не делают.
– Да? А какие у вас делают? Я хочу ваших попробовать. Кто последний? Кого уколют, я следующий.
Один мальчик вызвался. Очень ему посмотреть хотелось, как меня колоть будут. Мы с Топилиным за него уцепились и быстро очередь выстроили. Сестры лечить начали.
Я говорю:
– Ребята, пока до меня дело дойдет, я с вами буду опытом жизни делиться. Секреты вам открывать, как родным. Только не шумите, лекарства глотайте и уколы – терпеть!
– Ну, так вот. Знаете ли вы, чем умный человек отличается от… – и так явно на Топилина внимание обращаю, – от не очень так… чтобы…
– Чем?
– У умного человека всегда с собой зонтик. Если идет дождь, я – раз! – и загораживаюсь зонтиком. Если жарит солнце, я – раз! – и загораживаюсь зонтиком. Если начинается извержение вулкана, я – раз…бегаюсь и бегу домой. Потому что я – умный, а умные люди не ходят гулять туда, где с неба сыпятся камни.
– И дураки не ходят! – вставил Топилин. – Они там лежат.
– Но если дают что-нибудь вкусное, я подхожу, раскрываю зонтик и говорю: «Ой, насыпьте мне в зонтик два килограмма слив. Косточки отдельно». А однажды так было. Вижу, квас продают. Все стоят и охают: «Ой, как жаль, что бидончики с собой не захватили». Я подхожу, зонтик раскрываю, переворачиваю и говорю так небрежно, интеллигентно, с намеком: «Налейте мне, пожалуйста, два литра для окрошки!» Ну, как? Хорошо?
– Хорошо!
– Хорошо, да плохо. Я этот квас до дома не донес.
– Почему?
– Дождик пошел настоящий. Я зонтик перевернул, и весь квас на мне. Ну, как? Плохо?
– Плохо.
– Плохо, да не очень. Я развеселился потом. Прихожу домой, бабушка на меня набросилась: «Что это ты такой мокрый?» Я говорю: «На улице квасной дождик идет». Смотрит она: сам я в квасе, ботинки в квасе, даже волосы – и те в квасе. Обрадовалась бабушка, схватила тазы и скорее на улицу квас бесплатный собирать. Прибегает скоро назад: «Нет там никакого кваса! Обманщик ты!»
– Нет, не обманщик. Просто у них квасной сироп кончился. Одна газировка пошла.
Тут один мальчик спрашивает:
– Дяденька, вы к нам выступать приехали или болеть?
Ей-богу, я бы лег вместо них сюда. Не замечаю вопроса.
– Но главное – это саквояж мой. Потому что он не простой, а фокусный. Мне его старый фокусник подарил. Ну-ка, мальчик, дай мне твое яблоко. Клади сюда. Куку. Было ваше, стало наше. Демонстрирую. Переворачиваю саквояж.) Пусто. А у тебя что, мальчик? Компас? Клади его ко мне. Не хочешь? И молодец. Когда мне этот баул подарили, я еще не знал, что он с двойным дном. Иду себе по улице, вижу, продают колбасу. Я купил, положил в баул и домой. Дома бабушке заявляю: «Достань там из саквояжа кое-что…» Она открыла, смотрит – пусто. И давай меня ругать. А баул открытый стоит, и из него колбасой так и пахнет. А у нас кошечка жила бабушкина. Она за колбасой полезла и все – исчезла, нет кошечки. В двойном дне запуталась, в четвертом измерении потерялась. Бабушка кричит: «Отдавай мою кошку!» – «А как?» – «А как хочешь! Полезай и доставай». – «Нет, – говорю, – не полезу. Я там пропаду. Не хочу я всю жизнь в чемодане сидеть!» Тут мне мысль хорошая пришла в голову. Пошел я к соседям собачку взаймы просить. «Дайте мне вашу Тяпу взаймы. У нас там колбасы полкило лишних имеется. Пусть она съест». Дали мне собачку, я привел ее на ремешке к саквояжу. Она туда прыг и пропала. Только слышно, как в глубине кто-то лает. Ну, думаю, все – ни кошки, ни собачки, ни колбасы! Другой бы на моем месте от такой катастрофы пропал. А я сообразил. Стал воду из шланга наливать, как в стиральную машину. Через пять минут кошка выскакивает вся мокрая. В зубах колбаса, а на хвосте собачка висит. Мы с бабушкой даже запрыгали! А саквояж потом не поднять было – столько в нем воды набралось. Пришлось дырочку проделывать и выпускать потихоньку.
Ребята повосхищались, а Топилин заорал:
– Ловите рыб не в океанах, а в сундуках и чемоданах!
А мальчик снова спрашивает:
– Вы, дяденька, к нам болеть приехали или выступать?
Топилин отвечает:
– Ни то, ни се. Мы – клоунская «скорая помощь». Нас по рецепту для вас выписали. И в цирке выдали. А то вы здесь нюни распустили. Врачей боитесь, не верите им. Между прот-чим, Чехов тоже был врачом!
– Да наши врачи, между прой… продчим, самые лучшие в мире, самые бескорыстные! Они ж ведь бесплатно работают!
– И самые белохалатные!
– И спортсмены они все! А какая у них самодеятельность!
– А сестры! Да, сестры! Возьмем, хотя бы, эту. Блондинку! Какие у нее руки!
– Золотые!
– А какие ноги!
– Фантастика!
– А вид сверху! А?
– А вот эта сестричка на подоконнике.
– Да я за одну такую сестру двух братьев отдам.
Опять гимнаст не выдержал:
– А я и тещи не пожалею! Запомните дети: «Жить без тещи много проще! Избегайте, дети, тещи!»
Этими и другими доводами мы подняли доверие к врачам-оздоровителям. Мы бы и дальше их веселили, только сестры увидели, что мы уже идем вразнос, и быстренько вытолкали нас.
Малыши нам, как родным, обрадовались. Топилин подзорный веник взял и стал тех детей искать, которые врачей боятся. Потом говорит:
– А я знаю, что вы больше всего на свете любите! Загадки отгадывать. Верно?
– Ура! Здоровско!
– Во, мировецки!
Малыши всегда так. Скажи им: «Фокусы смотреть» – «Ура!», «Чай пить с конфетами!» – «Мировецки!». Все на свете они любят больше всего на свете.
ТОПИЛИН. И мы тоже любим их отгадывать. Сейчас этот дядя-гражданин будет говорить загадки, а мы будем их решать.
И понеслось! Пошла сценка из нашего концерта с небольшими вариациями.

ГИМНАСТ.
Кто стучится в дверь ко мне
С толстой сумкой на ремне?
Это он, это он -
Ленинградский…
БУЛТЫХ. Слесарь-водопроводчик.
ТОПИЛИН. Эх, ты! Слесарь-водопроводчик, он же не с сумкой ходит, а с чемоданчиком. Неправильно вовсе.
БУЛТЫХ. Загадывайте снова.

ГИМНАСТ.
Кто стучится в дверь ко мне
С толстой сумкой на ремне?
Это он, это он – ленинградский…
БУЛТЫХ. Управдом.
ТОПИЛИН. А сумка-то при чем?
БУЛТЫХ. Деньги собирать за квартиру.
ТОПИЛИН. Точно.
ГИМНАСТ. Это не управдом.
ТОПИЛИН. Дядя-гражданин-товарищ, загадайте мне эту загадку. Я ее вмиг отгадаю. (Слушает напряженно, загибая пальцы, будто не при нем эту загадку только что несколько раз повторяли. И мелкота слушает.)
ГИМНАСТ. Кто стучится… (и так далее) Ленинградский…
ТОПИЛИН. Пионер!
БУЛТЫХ. А сумка-то при чем?
ТОПИЛИН. Макулатуру собирать.
ГИМНАСТ. Да ну вас. Надо чтобы ответ в рифму был. Знаете, что такое рифма? Турок – окурок. Сырок – урок. Телефон…
ТОПИЛИН. Телевизор. Это он, это он – ленинградский телевизор!
ГИМНАСТ. Да ну вас!
Дальше нам не дали развернуться, потому что один мальчик со своей загадкой влез:
– Слушайте, дяденьки клоуны!
Рассыпался горох
На семьдесят дорог,
Никто его не подберет -
Ни царь, ни царица,
Ни красная девица.
Ура! Есть за что зацепиться! Я сразу к мальчику пристал:
– А почему девица красная? Топилин закричал:
– Ни царь, ни царица, ни синяя… нет зеленая… черная девица.
Наконец, с помощью товарища-дяди гимнаста мы поняли, что красная – значит красивая. И стали говорить, что «сестра у вас ничего себе: красноватенькая». И бывает, что человек не весь красный, а частями – грудь, например. А мальчик, который загадку загадал, привязался – что да что там рассыпали? А мы откуда знаем?
МАЛЬЧИК. Что это?
ТОПИЛИН (многозначительно). В этой загадке, между прочим…
БУЛТЫХ…протчим…
ТОПИЛИН (соглашаясь)…проф-чим, в ней самой есть намек-ответ. Рассыпался горох. ГО-POX! (Выделяет это слово.) Значит, горох рассыпали. Мы пошевелили мозгами, и все!
ГИМНАСТ. Эх, вы! В загадках все иносказательно. Говорится горох, а это не горох.
ТОПИЛИН. Картошка. Студенты рассыпали.
ГИМНАСТ. И не картошка. Здесь, как в баснях. Сказано – муравей, а понимается – труженик. Под зайцем подразумевается трус. Под лисой – хитрец.
БУЛТЫХ. А под мухой кто? Знаете?
ГИМНАСТ. Кто?
БУЛТЫХ. Под мухой – слесарь-водопроводчик.
На этом сестры нас поспешили из палаты вытолкать. Так мы и не узнали, что там рассыпалось.
Интересно, помнит ли об этом нижний гимнаст тов. Добронравов Т. П., ныне председатель профкома Циркконцерта?