Папа и море - Страница 12

1 1 1 1 1 Рейтинг 3.76 [17 Голоса (ов)]

Папа и море (сказка-повесть)


«Это уже не забава, — думала она, — мы уже засолили рыбу во все банки и горшки, какие только есть, а он все удит. Конечно, хорошо, что у нас теперь так много еды. Но вроде бы нам жилось веселее, когда ее было поменьше. Мне думается, море затаило на него зло».
Мама надевала изумрудный пояс каждый день, чтобы показать папе, как он ей нравится. Хотя это украшение явно полагалось носить по воскресным дням. Было немного досадно, что при неосторожном движении кусочки стекла за все цеплялись, а рисинки осыпались.
Новый мамин садик был готов: блестящий круг водорослей у подножия маячного холма. Она обложила его круглыми камешками: раковины море не пожелало ей дать. Посредине садика росла роза, привезенная из дома вместе с землей. Она собиралась распуститься, но почему-то медлила. Чему тут удивляться — на дворе был уже сентябрь.
Мама часто мечтала о цветах, которые она посадит весной. Она нарисовала их на подоконнике окна, выходящего на север. Каждый раз, сидя у окна и глядя на море, мама рисовала новый цветок, хотя мысли ее были далеко. Иногда она удивлялась своим цветам — они будто выросли сами по себе и становились все красивее.
Ласточки улетели на юг, и у окна стало пусто. Для отлета они выбрали ветреный день с изморосью. Никто не видел, как они улетели. Теперь на острове стало как-то тихо. Мама привыкла к тихому щебетанию ласточек под крышей. Теперь мимо окна пролетали лишь чайки с неподвижными желтыми глазами, да иногда раздавался крик журавлей, улетающих прочь, в далекие страны.
Собственно говоря, нечего было удивляться, что ни мама, ни папа не заметили, что случилось с их сыном, — их занимало другое. Они ничего не знали про заросли кустарника и поляну, не имели понятия о том, что каждую ночь, как только взойдет луна, он спускается на песчаный берег с штормовым фонарем.
Что заметила и о чем знала малышка Мю, никому не было известно. Чаще всего она сидела рядом с Рыбаком, но вряд ли они разговаривали. Они были терпимы и независимы и не пытались понять друг друга или произвести друг на друга впечатление, а это уже и само по себе неплохо.
Примерно так обстояли дела на большом, по-осеннему пустынном острове в ту ночь, когда вернулись Морские лошадки.
Спускаться на берег с штормовым фонарем уже было неинтересно. Муми-тролль привык к Морре: она была скорее неприятной, чем опасной. Он и сам не знал, спускался он на берег ради нее или все еще надеялся, что Морские лошадки вернутся. Просто, когда луна всходила, он открывал глаза и понимал, что пора идти.Папа и море
Морра приходила каждую ночь. Она стояла в воде на отмели и следила за движущимся огнем фонаря. Когда Муми-тролль гасил огонь, она без воя уплывала в темноту, а он возвращался домой.
Но каждую ночь она подходила чуть ближе. А на этот раз Морра сидела на песке и ждала.
Муми-тролль остановился возле ольхи и поставил фонарь на землю. Морра нарушила ритуал, выйдя на берег, — это была ее ошибка. Нечего ей было делать на острове. Она была опасна для всего, что жило и росло.
Они, как всегда, постояли молча друг против друга. Но Морра вдруг медленно перевела взгляд с фонаря на Муми-тролля. Раньше она этого не делала. Какие холодные и испуганные были у нее глаза! Луна заходила за тучу, она то светила, то гасла, по берегу скользили бесчисленные тени.
И тут с мыса примчались Морские лошадки. Они не обращали на Морру никакого внимания, гонялись друг за другом при лунном свете, распуская пышные гривы и топая маленькими твердыми копытцами. Муми-тролль заметил, что одна из них потеряла подкову, — их было только три. Эта лошадка была вся усеяна ромашками, на спине покрупнее, а на шее и на ногах помельче. А может быть, это были не ромашки, а кувшинки — это даже романтичнее. Она поддала копытом штормовой фонарь, и он упал на песок.
— Ты мешаешь моему лунному свету! Моему лунному свету! — закричала маленькая лошадка.
— Ах, простите! — извинился Муми-тролль и поскорее погасил фонарь. — А я нашел твою подковку…
Морская лошадка остановилась и склонила голову набок.
— Но, к сожалению, — продолжал Муми-тролль, — я отдал ее своей маме.
Лунный свет ускользнул прочь, снова раздался топот копыт и хохот лошадок.
— Ты слышала? Ты слышала? — кричали они друг другу. — Он отдал ее своей маме! Своей маме! Своей маме!
Они промчались галопом мимо него, их гривы, мягкие, как пушица, со слегка удушливым запахом, касались его мордочки.
— Я попрошу вернуть ее! Я могу сходить за ней! — крикнул Муми-тролль в темноту.
Луна снова вышла из-за туч. Муми-тролль увидел, что лошадки вошли в море бок о бок, их гривы плавали, как светлые юбки. Они были абсолютно одинаковые. Одна повернула голову и крикнула:
— В другой раз!..
Муми-тролль сел на песок. Она говорила с ним! Обещала вернуться! Пусть луна светит много долгих ночей подряд, только бы ее не скрывали тучи! А ему нужно остерегаться и не зажигать фонарь.
Муми-тролль вдруг почувствовал, что у него замерз хвост, и увидел, что песчаный берег заледенел. Как раз здесь сидела Морра.


На следующую ночь он спустился к причалу без фонаря. Луна была на ущербе, значит, Морские лошадки приплывут порезвиться в другое место. Он знал это, он это предчувствовал.
Муми-тролль захватил с собой серебряную подковку. Нелегко было просить ее обратно. У него покраснела мордочка, и вел он себя ужасно неестественно. Мама, ни о чем не спрашивая, сняла подковку с гвоздя.
— Я начистила ее порошком, — сказала она как ни в чем не бывало. — Погляди, как блестит!
Муми-тролль пробормотал, что подарит ей вместо подковки что-нибудь другое, и удалился, поджав хвост. Он не мог ей рассказать про Морскую лошадку, при всем желании не мог. Ах, если бы найти несколько раковин! Мамам наверняка больше нравятся раковины, чем лошадиные подковы. Для Морской лошадки поднять со дна несколько самых крупных и красивых раковин — пустяк. Конечно, если только ей есть дело до мамы. Может, лучше не просить…
Она не пришла.
Луна закатилась, а лошадки так и не появились. Правда, она сказала «в другой раз», а не «завтра». «Другой раз» может наступить когда угодно. Муми-тролль сидел и просеивал песок между лапами. Ему ужасно хотелось спать.
А Морра, разумеется, явилась. Она приплыла, окутанная облаком холодного тумана, похожего на нечистую совесть, и вышла на берег.
Муми-тролль вдруг ни с того ни с сего ужасно разозлился.
— Убирайся! — закричал он. — Убирайся отсюда! Ты мешаешь нам! Некогда мне тут с тобой сидеть!
Морра поползла к нему.
Он попятился в ольховые заросли и закричал:
— У меня нет с собой лампы! Я не собираюсь больше ее зажигать. Нечего тебе здесь делать! Это папин остров!
Он все пятился и пятился, а потом повернулся и побежал. Осинки дрожали и шелестели, как во время шторма: они знали, что Морра вышла на берег.
Позднее, лежа в постели, Муми-тролль слышал ее вой, в эту ночь он звучал гораздо ближе. «Только бы она не пришла сюда, — думал он. — Только бы они не увидели ее. Она годится вместо туманной сирены… Я знаю, кто-то скажет, что я глупый и смешной, а это хуже всего…»
На опушке густого леса под развесистой елью лежала малышка Мю и прислушивалась. Она поплотнее укуталась в мох и задумчиво посвистывала.
«Сам виноват, — подумала она. — Нечего было хороводиться с Моррой и мечтать подружиться с Морской лошадкой! Бедняга!»
Она вдруг вспомнила про кусачих муравьев и от души посмеялась.

Пятая глава

Туман

Папа и мореСобственно говоря, мама ничего такого не сказала, и меньше всего она хотела обидеть папу.
Однако он обиделся. Он даже не помнил, что точно она сказала. В общем, папе стало ясно, что рыбы семье уже хватит.
Сначала она не выразила восторга по поводу щуки. Весов у них не было, но и без них было ясно, что щука тянет кило на три с лишним, во всяком случае на два. Когда с замиранием сердца вытягиваешь одного окуня за другим, пытаясь прокормить семью, и вдруг попадается щука, то это уже событие.
И вообще вся эта история с рыбой!
Мама сидела и, как всегда, рисовала на подоконнике. Весь подоконник был разрисован цветами. И вдруг она сказала так, между прочим, что не знает, куда девать рыбу, которую ловит папа. И еще, что у них нет больше банок, не в чем ее солить. Мол, хорошо бы поесть овсяной каши для разнообразия. Что-то в этом роде.
Папа повесил спиннинг на гвоздь и вышел прогуляться. Он обошел остров по берегу, но на Рыбачий мыс не пошел.
День был сумрачный, тихий. Восточный ветер чуть рябил поверхность воды, она была одного цвета с небом и казалась шелковой. Совсем низко над водой быстро летели гаги, видно, они торопились по своим делам. Потом все снова замерло. Папа ступил одной лапой на камень, другой — в воду, хвост окунулся в море, шляпа Смотрителя маяка съехала ему на глаза. Он подумал, что скоро начнется шторм. Придется бегать, спасать вещи и следить, чтобы семья не утонула. Нужно подняться на башню и определить силу ветра… спуститься и сказать: «Тринадцать метров в секунду, не беспокойтесь. Причин для волнения нет…»
Малышка Мю ловила колюшку в лужицах.
— Почему ты не ловишь рыбу? — спросила она.
— Я бросил это занятие, — ответил папа.
— И, поди, рад этому, — заметила малышка Мю, — однообразие надоедает.
— Надо же, и правда! — воскликнул папа. — И как только я сам этого не заметил! В самом деле это мне порядком надоело.
Он пошел, уселся в каморке Смотрителя маяка и подумал: «Я сделаю что-нибудь другое, что-нибудь новое. Неслыханное».
Но папа сам не знал, чего он хочет. Он был растерян. Как в тот раз, когда дочка Гафсы выдернула ковер у него из-под лап. Или когда плюхнешься на пол мимо стула. Ах, нет, скорее, когда чувствуешь себя обманутым.
Папа сидел и смотрел на серое шелковое море, которое не хотело превращаться в штормовое, и чувство, что его обманули, становилось все сильнее и сильнее. «Ну, погоди же! — бормотал он про себя. — Я разберусь с тобой!..»
Кого он имел в виду: море или остров — он и сам не знал. Может, он имел в виду маяк или Смотрителя маяка. Во всяком случае в голосе папы звучала угроза. Он тряхнул головой и в полной растерянности пошел к Черному Оку. Там он сел и углубился в раздумья, подперев мордочку лапами. Время от времени легкая волна перекатывалась через порог и уходила назад в блестящее водяное зеркало.
«Вокруг этого острова столетия бушевали шторма, — думал папа. — Сюда, в Черное Око, заплывали пробковые поплавки, обломки коры, их забрасывали волны через мыс и снова вымывали их отсюда, и так было всегда… Но в один прекрасный день…» Папа поднял мордочку — важная и странная мысль промелькнула у него в голове.
Подумать только, а вдруг в один прекрасный день по дну моря прокатилось что-то очень тяжелое, море вышвырнуло его, и оно затонуло здесь, осталось здесь навсегда?
Папа встал. Сундук с сокровищами? Скелет морского разбойника? Какая разница!
Важно, что Черное Око набито невероятными вещами!
Папа страшно обрадовался. Дремавшая энергия проснулась, зашевелилась, буквально заползла под кожу. Казалось, будто стальные пружины раскрутились у него в животе и заставили его действовать. Он помчался домой, одним махом взлетел по лестнице, хлопнул дверью и закричал:
— Послушай-ка! У меня идея!
— Да что ты говоришь? — воскликнула Муми-мама, стоя у плиты. — И большая?
— Большая. Огромная. Садись, сейчас я тебе расскажу.
Мама села на один из пустых ящиков, и папа начал рассказывать о том, что он задумал. Когда он закончил свой рассказ, мама сказала:
— Это невероятно! Такое может прийти в голову только тебе. Там может оказаться все, что угодно!
— Именно так, — подтвердил папа. — Все, что угодно.
Они поглядели друг на друга и засмеялись. Потом мама спросила:
— Когда ты начнешь искать?
— Ясное дело, сразу же. Я хорошо протралю дно. Но сначала измерю лотом глубину. Мы должны попытаться перетащить туда лодку. Понимаешь, если я потяну ее вверх по камням, она может оторваться и съехать обратно. А мне необходимо попасть на самую середину, там, разумеется, лежит самое интересное.
— Можно я помогу тебе? — спросила мама.
— Не-е-е-т, это моя работа. Сейчас я достану канат для лота…
Папа вскарабкался по железной лестнице, прошел по маяку, не обратив никакого внимания на лампу, и полез выше на темный чердак. Чуть погодя он спустился с канатом в лапах и спросил:
— А где у нас лот?
Мама бросилась к плите и дала ему утюг.
— Спасибо, — сказал папа и выскочил из дома.
Мама слышала, как он бежал по винтовой лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
Потом снова наступила тишина.
Мама села за стол и засмеялась.
— Как прекрасно! До чего же прекрасно, Морра меня задери!
Она быстро огляделась вокруг, но поблизости, конечно, не было никого, кто мог бы услышать, как грубо мама выразилась.