Кадын - владычица гор - А.Никольская - Страница 13

Подробности

Категория: Отечественные писатели

Глава 13
Нечистый сговор

Под мышкой у горы Табын-Богдо-Ола, на самом краю плоской, как поднос, Укок-долины маленький, крытый камышом аил стоит. В синем небе над ним тонкий, как волос конский, дымок курится.
То старая ведьма Кучича над очагом колдует, над большим прокопчённым котлом с семью ушками ворожит. Склонилась над костром, точно сосна подрубленная, сгорбилась. Зубы жёлтые скалит, отвисшими губами злоречивые заклинания приговаривает, а изо рта слюна длинная свесилась. Скрюченными пальцами Кучича шевелит, черпаком деревянным воду в котле мутит.
Коли зайдёт в камышовый аил гость незваный-негаданный, через порог перешагнуть не сможет, назад убежать не сумеет. Ноги его в землю от страха, как глубокие корни, врастут. Варится в чёрном котле, в сизом дыму, в воде кипящей человек живой.
Но гости на край долины к старой ведьме не наведываются, за версту камышовый аил обходят. Одиноко живёт Кучича, что маков цвет. Лишь на восходе, люди сказывают, синий филин с чёрными пестринами из окна её вылетает. А на закате крылатое чудище — грифон с клювом горбатым, когтями острыми — в чёрный дымоход влетает.
Вот и теперь, лишь алый луч последний за дальней горой исчез, ударила в дымоход серая молния и грифоном зловещим обернулась. Отряхнул от сажи и копоти свои крылья птица-зверь и молвит человечьим голосом:
— Привет тебе от Кара-кама, уважаемая! — сказал, голову птичью к земляному полу склонил, яйцо хрустальное в львиной лапе Кучиче протягивает.
— Здравствуй, грифон — хранитель золота джунгарского! — ведьма ему отвечала.
Приняла она хрустальное яйцо в руку правую, вверх к камышовой кровле подкинула, в левую поймала. И засветилось вдруг яйцо хрустальное, как Алтын Казык — звезда Полярная, — засверкало.
И предстал в хрустале пред очами Кучичи белесыми Кара-кам чёрный.
Глаза его, как грязная лужа, мутные. Уши сединой, как паутиной, заросли. Когти жёлтые на жилистых руках стружкой берёзовой закручены, на спине — двойной горб верблюжий. Ноги кама высохли, и сидит он в пещере своей на топчане из костей человеческих и молвит, как раскат грома в горах, гневно:
— Выполнила ты просьбу мою, ведьма старая? Говорила ты с волками Дельбегеневыми, как я наказывал тебе давеча?
— Как же, как же, чернейший из чернейших! — заюлила Кучича. — Почитай, как девять дней, девять ночей назад со Злыднем матёрым в дремучей тайге встречалась я. Под кедром с синими шишками, смолой, как слезой, налитыми с вожаком волчьим по-звериному разговаривала. Наказ твой слово в слово передала ему. И про ущелье Смерти, и про бабу каменную… А почему ты спрашиваешь? Случилось чего? — сунула старуха руку за пазуху, почесалась, поскреблась, корень кандыка вынула, сжевала.

— Ты, Кучича, бабка глупая, а не лазутчица! — в гневе Кара-кам задёргался. — Знать ничего не знаешь, ведать не ведаешь! А между тем Кадын проклятая из западни нашей выбралась, из ущелья Смерти живой и невредимой вернулась. Волков людоедовых на куски порубала. Злыдню матёрому ухо в неравном бою с жёлтой молнией отсекла! Храбрости его лишила, смелость из волчьего сердца бесстрашного вынула. Не вожак это теперь, а щенок визгливый, трусливый!
— Как же так, сумраком повелевающий? — ведьма руками всплеснула. — Неужто и впрямь Кадын из ущелья невредимой выбралась? Ведь там, старики сказывают, человек с самыми своими потаёнными страхами лицом к лицу встречается! Живым оттуда ещё никто не возвращался!
— А Кадын воротилась, треклятая! Дельбегень, наш соседушка, рвёт и мечет теперь в неистовстве! Пришлось ему за волков подранных отару овец пригнать стоглавую. А всё ты виновата, дряхлая!
Задрожала Кучича, головой бородавчатой в страхе затрясла.
— Я тебе больше скажу, дремучая. Девчонка мерзкая самого Джунцина вокруг пальца обвела! Плененного братца — силача Бобыргана — из-под носа палачей увела. А народ джунгарский в столбы ледяные превратила — еле к закату оттаяли! — пророкотал, как лавина горная, Кара-кам. На костяном топчане ему, как на раскалённом камне, не сидится.
Кучича рта раскрыть не может, челюсти не отмыкаются. Подол старой шубы овчинной по коленкам хлопает.
Косица на левое ухо свесилась. Зубы стучат, как в большой мороз.
— Словом, не справилась ты, Кучича, с обязанностями лазутчицы. Подвела ты меня, старуха, и кара ждёт тебя страшная! — Кара-кам посинел аж от гнева.
— Не вели казнить, прозорливейший! — Кучича на земляной пол ниц кинулась, ползком поползла. Волосы на голове поднялись, сердце чуть не треснуло, печёнка чуть не лопнула. — Виновата я, но дозволь ты мне вину загладить! Чего хочешь приказывай, требуй — всё исполню! Хочешь, за тридевять земель посылай — побегу! Хочешь, за тридевять морей отправляй — поплыву!
— Ладно, — смилостивился Кара-кам. — С колен вставай и слушай внимательно. Я грибов лесных намедни отведал, костёр большой развёл и камлать стал. В бубен деревянный костью маральей стучал, с духами воды, гор и земли разговаривал. И привиделось мне в дыму можжевеловом, как наконец с Кадын нам поквитаться-расправиться.
— Как, премудрейший?! — ведьма вскричала.
— В подземный мир — царство Эрлика — заманить её надобно. Души её красную нить перерезать. Уж кто-кто, а владыка Алтая чёрного живой девчонку на землю не выпустит.
— А кто заманить-то должен? — невдомёк Кучиче.
— Ты, бабка глупая! Недаром голова у тебя сверху приплюснута, будто обухом топора по ней ударили. Коли справишься с моим заданием, пощажу тебя. А не справишься — кровь из тебя выцежу, мясо искрошу, кости истолку и в сороку превращу чёрно-белую. Будешь на болоте с жабами да комарами жить.
— Только не в сороку! — ведьма завопила. — Небом и землёй клянусь, о коварнейший, не подведу тебя, задание выполню!
— Смотри же! — погрозил кулаком Кара-кам. — И помни, если пошла — надо идти, если идёшь — надо дойти, а упадёшь на пути, так головой вперёд.
— Спасибо, о прозорливейший! Будь ты сыт всегда, будь, как овца, жирен!
— К слову, а что это ты в котелке варишь грязном? — облизнулся в хрустальном яйце Кара-кам. — Марала, что ли? Козла ли, барана ль горного? Знатный обед, погляжу! Или праздник у тебя какой?
— Что ты! Что ты! — замахала руками Кучича. — Решила я давеча, что есть такое добро распознать, изведать.
— Добро?! — Кара-кам чуть не поперхнулся от удивления.
— Оно самое, премудрейший. Ведь добро-то мне, тёмной силе, неведомо, — ведьма нахмурилась. — Нашла я на укокском стойбище праведника, в силок-ловушку его заманила и вот варю теперь в кипятке из водицы болотной. А как сварю, так испробую и, что есть такое добро, познаю.
— Ты, видно, старая, совсем с ума спятила! Ты ж нечисть, нежить ты! Тебе праведника плоть — всё равно что собаке в горло кость волчья! Ты ж помрёшь сразу, коли крови его отведаешь. А ну, вытаскивай из котла человечишку, пока вконец не сварился!
Испугалась Кучича, шеей складчатой замотала, головой бородавчатой затрясла. К очагу подскочила, котёл с бурлящей тиной болотной перевернула.
Праведник на пол упал, задымился, на ноги прыгнул, земли под собой не чуя, и был таков. Только трава у камышового аила примялась, а куда убежал — следа не видно.