Приключения барона Мюнхаузена - Распе Р.Э. - Страница 17

Подробности

Категория: Зарубежные писатели

Морские приключения барона Мюнхаузена

Восьмое приключение

Без сомнения, читатели слышали об известном путешественнике в се­верные полярные страны капитане Фиппсе, теперь лорде Мюльгрэве.
Я сопровождал капитана в качестве его друга и большого любителя путешествий.
Мы были недалеко от Северного полюса. Подзорная труба, столь хо­рошо известная читателю из моих рассказов, по обыкновению была со мной. Перед нами расстилалась все та же унылая картина: море и бес­конечные льды. Я стал смотреть в трубу, которую советую всегда брать с собой в путешествие, и увидел в полмили от нашего корабля огром­ную ледяную гору, вдвое выше наших мачт. На этой горе стояли на задних лапах друг против друга два медведя и, как мне показалось, дрались.
Мне захотелось подстрелить их. Закинув за спину ружье, я пошел на гору. Путь был очень труден и опасен; то и дело приходилось прыгать через глубокие пропасти, подниматься по гладкой, как зеркало, отвесной поверхности. Я поминутно падал, скатывался назад. Немало прошло вре­мени, пока я взобрался на гору. Только теперь я увидел, что медведи не дрались, а играли друг с другом. Они были огромные, не меньше хоро­ших откормленных быков.
Я уже высчитывал стоимость меха, но именно в тот момент, когда я прицелился, правая нога моя поскользнулась, и я упал на спину. Вслед­ствие сильного удара я лишился сознания на четверть часа. Очнувшись и увидев себя лежащим на животе, под медведем, я был несказанно ис­пуган. Во время моего беспамятства медведь перевернул меня на живот, схватил за кожаный пояс и собрался куда-то тащить. Моя голова и грудь были под брюхом медведя, а ноги торчали наружу. Вынув осторожно из кармана охотничий нож, я отхватил три пальца на задней лапе зверя. Мишка заревел от боли, бросил меня и побежал со всех ног. Я вскочил, схватил ружье, послал пулю в медведя и положил его на месте.
Но тут меня ждала другая беда. От моего выстрела проснулись ты­сячи медведей, которые спали здесь же, на горе. Отовсюду лезли на меня косолапые, каждая минута была дорога. Не осени меня счастливая мысль, я неминуемо погиб бы.
Я живо снял с убитого медведя шкуру — это отняло у меня меньше времени, чем нужно, чтобы снять шкуру с зайца — и влез в нее. Едва я успел это сделать, как меня обступили Мишки. Не могу сказать, чтобы я хорошо себя чувствовал в своей шубе: меня бросало то в жар, то в хо­лод. То один, то другой Потапыч подходил и обнюхивал меня. Очевидно, они принимали меня за своего брата Правда, я был меньше их ростом, впрочем, некоторые медвежата были не выше меня. Потом они стали за­игрывать со мной. Я знал их повадки и во всем отлично им подражал, только должен сознаться, что ворчали и ревели Мишки громче меня.
Заручившись их доверием, я стал раздумывать, как мне выйти из это­го положения. Я слышал когда-то от одного старого опытного доктора, что рана, нанесенная в спинной мозг, причиняет мгновенную смерть. Мне ничего не оставалось делать, как взяться за нож.
Выждав удобный момент, я всадил нож самому большому медведю между лопатками. Конечно, я очень рисковал, промахнись я только и не положи на месте зверя, он разорвал бы меня на части. Медведь не пикнул и тут же повалился на землю. Оставалось только тысячу раз повторить тот же удар... Когда я уложил последнего, то не­вольно сравнил себя с Самсоном, убившим одной челюстью тысячи филистимлян.
Затем я вернулся на корабль и попросил у капитана дать мне три четверти всего экипажа. Мы сняли шкуры и отрезали окорока. На это потребовалось несколько часов.
Когда мы вернулись в Англию, я послал лорд-мэру и другим лордам часть окороков в подарок от имени капитана Фиппса; часть — торго­вым обществам; остальные — моим лучшим друзьям. Все меня очень благодарили, а лондонский магистрат, кроме того, почтил меня пригла­шением участвовать в ежегодном торжественном обеде, который устраивается в ратуше в день выборов лорд-мэра.
Все медвежьи шкуры я преподнес императрице одного из северных государств на шубы ее величеству и чинам высочайшего двора. Ее вели­чество отблагодарила меня собственноручным письмом, которое мне доставил чрезвычайный посол. В этом письме она предлагала мне честь разделить с ней трон, но так как меня нисколько не соблазнял импера­торский сан, то я, в самых изысканных выражениях, отклонил эту милость.
Одно время ходили лживые слухи, будто капитан Фиппс недостаточ­но близко подошел к Северному полюсу, как это он должен был сделать. Считаю своим нравственным долгом сказать несколько слов в защиту капитана. Наш корабль шел по верному курсу; но когда мы погрузили шкуры и окорока убитых мною медведей, идти дальше к северу с таким тяжелым грузом не только не представлялось капитану возможным, но казалось безумием, так как мы едва-едва продвигались на парусах про­тив ветра, нагнавшего массу льда. Капитан Фиппс был очень недоволен, что я не пригласил его на охоту и что вся честь достопамятного дня, который он, к слову сказать, назвал Днем медвежьих шкур, принадле­жала мне одному. Он немало завидовал моей славе и всячески старался ее умалить. Мы часто ссорились, да и теперь у нас с ним плохие отно­шения. Так, например, он утверждает, что я совершенно неправильно ставлю себе в заслугу то, что мне удалось обмануть медведей. Он уверяет, что ему не нужно было бы наряжаться в медвежью шкуру, так как медведи и без того приняли бы его за своего собрата.
Конечно, ни один воспитанный человек не станет спорить о таком щекотливом вопросе с кем бы то ни было, а особенно с благородным пэром.

- Страница 17 -